Четвертая стрела

– А кто монструозов ледяных на речке настроил? Опять гофмаршал, любитель смертельных горок?
– спросил Копчик, - или не знаешь ты?

– Представь, не гофмаршал, - отвечал Ласло, - новая звезда, егермейстер Волынский - организатор сего феерического действа. Обещают салют и горящую нефть. И море глинтвейна, само собою.

– Как же так? Праздник - и обер-егермейстер? Он же по коням и собакам?
– удивился Копчик.

– Вызвался, - пожал плечами Ласло, - Зело тщеславна звезда сия. И деятельна. А завидущий гофмаршал нас опросит, кто, где и чем примерз, и потом кляузу составит - как омерзительно организован был праздник бездарным выскочкой-дилетантом. Вот за этим мы там ему и нужны.

Nell"anima c"`e una speranza che non muore mai.

Se la vorrai, dovrai cercare il sole dentro te ed usarne poi la luce per scoprire che,* - почти верно пропел Аксель из модной оперы гениального Арайи. Арию эту знать считалось проявлением тонкого вкуса и близости к высшим сферам.

(*В душе есть надежда, что никогда не умрет

Если пожелаете - ищите солнце внутри себя и согревайтесь внутренним светом)

– Это ты о чем?
– спросил Копчик.

– О ком?
– уточнил Ласло, понимавший по-итальянски чуть-чуть, - о министре или о гофмаршале?

– Много чести им обоим, - почти обиделся Аксель, - нет ни в одном из них внутреннего света, в этих гнусных интриганах. Я пою, как птица, по велению сердца. Очищаю душу возвышенным искусством после грязной работы. А заодно и намекаю вам, олухам, какой я тонкий петиметр.

Друзья посмотрели на румяную, круглую рожу Акселя, переглянулись и заржали.

– Васечка, зачем ты с нами увязался, если знал, что тебе поплохеет? Ведь не выберешься уже обратно, затопчут...

Ласло хлопотал вокруг зеленоватого полуобморочного Копчика. Праздник, равных которому не случалось в истории, кипел вокруг в золотом морозном кружеве, в брызгах глинтвейна и сполохах бенгальских огней - и Копчик его не перенес. Осел в сугроб в самой гуще гвардейцев, отделявших знатную публику от простецкой, и задохнулся, держась за сердце.

– Ты же знал, что боишься толпы, - упрекнул его и Аксель, оглядываясь в поисках места, где бы больному присесть, - и все равно пошел...

– Это же раз в жизни бывает, - оправдывался Копчик, - Такая феерия... И сперва нормально же все было...

Они прошли со свадебным поездом до берега Невы, под самым боком у гвардейцев - а за гвардейцами веселился и бесновался нетрезвый честной народ. И, видать, этот самый народ Копчика и фраппировал. И сидел он в сугробе, охваченный ужасом, приятели тянули его за руки - ведь уйдут вперед гвардейцы, и затопчут люди всех троих. Климт, искуситель, уже перебежал куда-то, наверное, поближе к своему патрону. Вдали ухнула пушка и сладостный голос кастрата что-то умильное запел.

– Кто тут Ласло?
– два гвардейца протолкались к ним против течения.

– Я Ласло, - признался лекарь-прозектор.

– Живо дуй за мною, если оттеснят, ориентир - слон, - скомандовал тот гвардеец, что потолще и потрезвее, - там гофмаршал нос расквасил, лекарь нужен.

– Обер-гофмаршал?
– с надеждой уточнил Ласло.

– Нет, не мечтай, обычный гофмаршал, Петька Зотов, - заржал гвардеец, - что глазки строишь, шагом марш!

Ласло полез в толпу вслед за ним, а второй гвардеец, красный и пьяный, смерил Копчика сочувственным взглядом:

– Сомлел малеха? Не спи, замерзнешь.

– Постараюсь, - Копчик собрался с силами и встал-таки из сугроба. Подзорная труба выпала у него из-за пазухи и морковкой вонзилась в снег, - Тьфу ты, нелегкая, чуть не кокнул...

– Что это у тебя?
– заинтересовался красный гвардеец, - Никак телескоп?

– Он, родимый, - подтвердил за Копчика Аксель, - Мы же лекари, болезных в толпе высматриваем. Нам бы на горочку какую взойти, чтобы лучше видеть - кто еще нос себе расшиб.

На самом деле Копчик прихватил трубу, чтобы при возможности рассмотреть в подробностях красивую цесаревну Лисавет Петровну - ну ничему его жизнь не научила. Но признаться в таком было бы глупо.

Копчик взял трубу из сугроба и собрался было прятать, и тут гвардеец поднатужился, побагровел еще больше и гаркнул:

– Лекари, говорите? Пошли, голуби, пристрою я вас на шесток повыше, только чур - дадите и мне в телескоп ваш глянуть. Очень уж охота цесаревну вблизи рассмотреть...

Аксель и Копчик устремились вслед за своим благодетелем, невзрачные в пышной толпе нетрезвой маскарадной публики. Гвардеец привел их к деревянной вышечке среди разноцветных льдин - такие вышечки еще возводятся на каторгах, чтобы следить за арестантами.

– Прошу покорно!
– пригласил служивый дорогих гостей.

– Премногим обязаны, ваше благородие, - за двоих ответствовал Аксель.

– Куницын, Почкин, вниз ступайте, ваше время вышло!
– крикнул гвардеец двоим своим товарищам, топтавшимся наверху.

– И это правильно!
– синие от холода товарищи тут же спустились вниз, и трое - гвардеец, Аксель и Копчик - заняли их место. На вышке гулял леденящий ветер, но праздник виден был отсюда замечательно. Гвардеец тут же отнял у Копчика трубу и приник:

– Не видать... Вот Татищев, черт надутый, Наташка Лопухина, блядина немецкая, князь Лопухин, пьянь беспробудная, бочка Черкасский... Где же, где же?

Копчик растерялся от обилия шумов и красок - ряженые актеры шли косяками прямо под ногами, играла вразнобой нестройная музыка, горели факелы, качались в воздухе чьи-то высокие плюмажи - то ли конские, то ли человечьи... Лепота... Дом ледяной выступал из морозной дымки совсем рядом, играя красками, как искусно ограненный бриллиант. Чуть за ним, возле прозрачного, как стекло, слона, Ласло и спасенный им просто гофмаршал Зотов по очереди прикладывались к фляжке.

– Чья свадьба-то гуляет?
– спросил у гвардейца Копчик.

– Шута и карлицы, - поведал гвардеец, - причем шут не хухры-мухры, а в прошлом князь. Только проштрафился, бедняга.

– Слыхал я про такого, - вспомнил Копчик.

– Славный замок построили архитекторы Крафт и Еропкин, - важно похвалил создателей ледяной феерии знаток Аксель, - Не уйти бы еще под лед со всей этой роскошью...

– Не боись, дядька Крафт дело знает, - успокоил его гвардеец, - месяц воду лил, лед укреплял. Не потонешь, - он вытащил флягу и угостил новых товарищей, - грейтесь, братцы. Холод такой, аж ухи трещат. Одно хорошо - дюк Курляндский позволяет у шляпы ухи опускать, - гвардеец похлопал варежками по полям шляпы, плотно прикрывавшим уши.

Дюк Курляндский - таков был новый титул бывшего графа фон Бюрена, теперь он звался герцог Курляндский и Земгальский фон Бирон, не больше и не меньше.

– Добрая душа, - похвалил дюка Аксель.

– Нас так дешево не купишь, - отозвался с пафосом гвардеец, - Хрен ему моржовый, а не наша лояльность.

– Ну, молодцы вы тогда, - опять похвалил Аксель.

– Вот она!
– завидел свою кумирицу служивый, - Цесаревна... Заступница наша, лебедь белая...

– Дай и нам посмотреть!
– взмолился Копчик, как-никак увидеть цесаревну была и его мечта.