Чилима

Моя идея - особенно ее последняя часть - встретила у него горячую поддержку. Он еще раз показал, куда поставить грузовик, а сам отправился к сторожам:

– Пойду этих уродов дрючить. Такая козлиная смена! Надо найти повод, чтобы их оштрафовать!

Я снова сел за руль и поехал в дальний угол, куда показал наш друг. Марка и Яцека взял с собой. С грузовичка при перевозке на пароходе скрутили зеркала заднего вида, и для того, чтобы я смог заехать задом в довольно узкое место между машинами, мне нужна была помощь. Яцек встал слева, а Марк рядом со мной, справа. Я открыл оба окна и стал потихоньку сдавать назад. Из-за дефицита пространства заезжать приходилось, поворачивая слева направо. Когда грузовик, медленно пятясь задом, начал заезжать на место, Марк, молча стоявший на расстоянии вытянутой руки от меня, вдруг негромко произнес:

– Игорь, ты сейчас можешь наехать на чужую машину!

В ту же секунду я почувствовал, как во что-то уперся, и услышал характерный звук разбитой фары. Матерясь и проклиная все на свете, я вылез из кабины и посмотрел назад. "Дюна" нижним углом кузова заехала в фару "миража", стоявшего справа.

– Марк, ты для чего здесь стоишь? Для мебели? Ты что, ждал, пока я наеду на этот сраный "мираж"?
– я орал, как потерпевший.

– Игорь, я тебя предупреждал! Влад может подтвердить!
– оправдывался Марк.

И хотя я не бил его уже лет пятнадцать, он всегда считал, что основная угроза его здоровью исходит от меня, и потому отошел на пару шагов назад на всякий случай. Яцек сделал жест рукой, который означал: "Меня не впутывать".

– За эту фару ты будешь платить! Ты проебал!
– я был убедителен, но понимал, что в лучшем случае нам с Марком придется платить пополам.

– Игорь, ты же сидел за рулем! Я здесь совершенно ни при чем!
– возразил Марк, сделав еще два шага назад.

Блин, мечта всей моей тридцатилетней жизни, мой черностоечный "марк два" цвета "белая ночь" снова отдалялся от меня на неопределенное время и расстояние! Я, конечно, понимал: Влад не даст мне применить к Марку пару болевых приемов, чтобы убедить его взять всю вину за разбитую фару на себя, и уже мысленно считал, во что мне выльется участие в покупке новой. Вдруг мы увидели приближающегося к нам быстрым шагом Очкарика. Он шел и махал рукой сверху вниз, пытаясь нас остановить. Мы прекратили спорить и стали дожидаться нашего друга. Мои глаза налились злобой, кулаки чесались, а матерные слова рвались наружу из-за крепко сжатых зубов.

– Погодите, не орите!
– подошел запыхавшийся Очкарик.
– Помяли кого-нибудь?

– Нет, только фару на "мираже" разбили. Марк проебал, я его поставил справа...
– я начал рассказывать свою совершенно справедливую версию этого события, но Макс меня остановил:

– Да хер с ним, мне не интересно. Марк так Марк...

Но Марк не дал ему продолжить:

– Макс, почему ты всегда на его сторону встаешь? Что за антисемитизм, в конце концов? Чуть что случилось, сразу Марк виноват - без вариантов!

– Марк, заткнись! Мне по херу, кто из вас это сделал, только не орите! Я сам переставлю грузовик в другое место! Вы пока стойте здесь, только не голосите, потом объясню!

Он залез в кабину, плавно тронулся и переехал на свободное место в метрах тридцати. Заглушив мотор, Очкарик подозвал нас к себе. Когда мы подошли, у него в руках был непонятно откуда взявшийся кусок брезента.

– Накрой свои стиральные машины, чтобы не вводить в людей искус! И догоняй нас - будем ждать тебя в "крауне",- он протянул брезент Марку, а нам махнул рукой.

Мы с Владом неторопливо двинулись следом за ним. Мое настроение улучшалось. Я знал: если Макс сразу не применил штрафных санкций - значит, у него есть план. Только сели в его автомобиль, Влад сразу вспомнил про телку на набережной и начал торопить Очкарика:

– Максик, поехали! Я уже не говорю про тех девок - они пропали, это ежу понятно! Но и другие разбегутся, которых еще не успели размести!

– Сейчас дождемся Марка и поедем. Пара минут уже ничего не решит,- отозвался Макс.

Через свои очки, больше похожие на бинокли, он пристально наблюдал за сторожами, которые убирали территорию около будки. Пришел Марк. Макс посигналил сторожам; те открыли ворота, и мы уехали со стоянки. Первые минуты ехали, не проронив ни слова - ждали объяснений, а наш товарищ с ними не торопился. Он заговорил, только когда свернул на Океанский:

– Чем вы хороши, все трое? Тем, что все, что вам ни поручишь, вы или проебете, или поломаете! Один из вас хохол, один - еврей, а третий - мордвин, но втроем вы - самые настоящие русские богатыри! Я вас спецом послал в эту дыру, куда невозможно в принципе заехать,- во всяком случае, такому водителю, как Игорь! Но я знал, что вы тупо будете туда стремиться. Вы молодцы!

– Макс, а зачем тебе это надо было?
– спросил Влад. Он не попадал на деньги и мог себе позволить просто полюбопытствовать.

– Эти сторожа у нас с Жекой, с которым мы стоянку держим, деньги воруют! Мы это знаем, но доказать не можем! Потому решили их подставить, машину чью-нибудь слегка помять в их смену! Вы подвернулись как раз кстати! На том месте, куда вы пытались грузовик загнать, Жека свой мотоцикл ставит! А этот "мираж", на котором вы фару разбили,- его телки, он с ней кататься уехал! Вернется и будет сторожей казнить! Он - мальчишка суровый!
– план, на мой взгляд, оказался слишком сложным.

– Ты бы мне сказал - я бы эту фару просто молотком разбил!
– в моем голосе проскользнули сомнение и усмешка.

– Игорь, нам нужно, чтобы ущерб был нанесен другим автомобилем, чтобы следы остались на гравии. В этом плане вы были на высоте! Жека только не планировал, что это будет корч его телки, а в остальном все очень удачно!
– Макс радовался, причем очень бурно.

Мы редко видели его таким искренним. Вообще, он считал себя весельчаком, но его веселье было злым. Он постоянно кого-то стебал, высмеивал, вышучивал, придумывал людям и событиям какие-нибудь обидные клички и прозвища. Да - это получалось смешно, но недобро! Макс очень любил чужие оплошности, ошибки и мелкие неудачи. Его не радовало чужое горе - во всяком случае, виду он не подавал. Но если ты поскользнулся и упал, ударился лбом о перегородку или наступил в говно, и он узнавал об этом, у него надолго появлялся повод для хорошего настроения. Я не горел желанием знать, какие санкции они собирались применить к тем сторожам со стоянки. Мне не надо было платить - и это главное.

– Марк, а почему тебя списали с парохода?
– мы уже приехали, и Очкарик искал место для парковки.

Сейчас самый подходящий момент прояснить этот вопрос.

– Игорь, это подстава!
– Марк печально посмотрел на меня: ему показалось, такой ответ должен меня устроить.

– Марк, ты гонишь? Мой батя за тебя просил капитана-наставника из пароходства. Чтобы на такой пароход сесть, люди деньги платят, а ты моего старика убедил, что это он тебе должен! Что случилось?

– Я пал жертвой антисемитского заговора!
– Марк готов был заплакать, но меня его еврейские уловки мало волновали.

– Ты же живой!
– возразил ему Очкарик.

– Живой?
– удивление, недоумение и скепсис звучали в вопросе, которым Марк ответил ему. Он пристально посмотрел на Макса и печально спросил.
– А что толку?

– Тебе лучше знать!
– Макс с трудом парковал свой большой автомобиль задом в горку. С третьей попытки ему удалось втиснуться между старенькой "кариной" и довольно свежим "блюбердом".

Влад, который собирался выскочить на волю сразу после того, как Макс остановится, вдруг повернулся к нам с переднего сиденья: