Чилима

– Марк, что с тобой случилось? Давай быстрее рассказывай, меня же ждут!

– Давай уже, рожай!
– а во мне и подавно закипало говно.

– Почему он на меня орет?
– обратился Марк к сидящим впереди Максу и Владу за поддержкой.
– Я не могу сосредоточиться!

– Давай, я тебе помогу,- я надавил Марку на ключицу (есть там, в ямочке у шеи, болевая точка).

Он флегматично крикнул:

– Ай!

– Гоша, ты его поломать хочешь? Из-за тебя тут торчим! Не трогай Марка, пусть говорит!
– Владу не терпелось узнать, ждет его телка или нет, но он не мог уйти, не дослушав до конца всю историю.

– Тебя тут кто-то держит, Яцек? Иди, мы сами разберемся!
– все меня раздражало в этот день.

– Заткнитесь все, кроме Марка! Владик, если тебе невмочь, то наваливай! А ты Колода, кто - Рэмбо? Что ты постоянно на людей кидаешься?

– Очкарик раздраженно ставил нам на вид.
– Марк, давай стартуй, не затягивай! Смотри, вон с Тихой уже срань натягивает, а мы еще гулять собирались!

– Я все время пытаюсь начать рассказывать, но вы постоянно мне мешаете! Макс, можно, ради бога, приглушить эти песни? С каких это пор в твой машине поют этот бред?

– Это не бред. Это "ВиБиСи" - единственное радио, которое формирует в нашем городе культурную среду!
– Влад грезил стать диджеем на этом радио.

– "Владимирский Централ" - это наша культурная среда?
– переспросил Марк.

– Да, Марк, шансон - это НАША культура!
– ответил ему Очкарик, ехидно глядя на Яцека.

– Не надо, Максим, меня подъебывать!
– взъярился Влад.
– На "ВиБиСи" можно и Владимира Семеновича частенько услышать, а это отец русского шансона!

– Я думал, что он бард. Во всяком случае, он сам себя таковым считал. А отец русского шансона, на мой взгляд, это Вертинский!
– совершенно серьезно ответил Макс.

– Кто? Вертинский? Ты, Макс, ничего не путаешь? Марк, ты слышал?
– меня Яцек никогда не впутывал в эти споры: он имел твердое убеждение, что большинство имен и понятий для меня неведомы.

– Вертинский не только отец русского шансона, он еще - и его мать,- ответил Марк.

– Почему мать?
– спросил Яцек.

– Потому что Эдит Пиаф у нас никогда не было, а Вертинский был,- он немного подумал и продолжил.
– Он выступал в одном лице - отец и мать!

– Марк, давай комкай эту бодягу! А то один к телке спешил, другой гулять подрывался, а сами сидят, всякую херь несут!
– я терпеть не мог таких базаров.
– Давай уже рассказывай, почему тебя списали с парохода?

– Пойдем на набережную, и я по ходу все расскажу,- предложил Марк.

Я понимал: он хочет быть подальше от меня. Наша близость его волновала.

– Нет, за пределами этого автомобиля слишком агрессивная среда. Мы два дня назад только из машины вылезли, чуть со спортсменами не сцепились,- Очкарик развернулся на сто восемьдесят градусов и смотрел на меня в упор из-за подголовника.

– Бля, Макс, среди них был Черняк! Он мне сто долларов уже два месяца торчит, и ты это знаешь! Что я - должен был его отпускать? Когда тебя не касается, ты такой миролюбивый становишься!
– я давно заметил за Очкариком эту особенность: если силы были равны, он предпочитал не связываться.

– Потому что я реалист. Черняк теперь авторитетный пацан, а ты с ним в терминах разговариваешь!
– мы реанимировали наш спор, который длился третий день.

Максу не понравилось то, каким тоном я потребовал долг с Черняка, с которым мы с десяти лет ходили в секцию борьбы в "Динамо". Потом, лет через пять, он ушел, стал заниматься каратэ у одного известного сэнсея и достиг неплохих результатов. В начале девяностых, когда каратэ вышло из подполья, каратисты стали "спортсменами" - бандой без жесткой структуры. Черняк состоял у них в руководстве, и Макс утверждал, что он постоянно носит с собой пистолет. Я слабо верил своему другу, т. к. знал - сегодня он убежден в одном, а завтра - в совершенно противоположном, причем с той же уверенностью.

Когда недалеко от дома физкультуры на Партизанском, мы случайно встретились с Черняком, он шел с двумя своими товарищами, а я - с Максом и Яцеком. На мой конкретный вопрос, где деньги, Черняк, в таком же повышенном тоне, отвечал мне, что отдаст, когда будут. Тогда я предложил начать фиксировать процент в день. Он не согласился, и наш с ним разговор чуть было не перерос в жесткое противостояние, но наши товарищи, и, прежде всего, Очкарик, смогли погасить конфликт. Мы с моим должником договорились, что недели за две он вернет долг, и на том расстались. И если на меня эта история не произвела особого впечатления (ну, мы с Черняком примерно на равных когда-то боролись), то Макс, видимо, пережил несколько неприятных минут, хотя и виду не подал. Что-то уж слишком часто в последнее время мой друг прокладывал, что к авторитетам надо относиться с пиететом. Тоже - нашел себе героев! Я теперь уверен, что Черняк мне сотку отдаст; а если бы я тогда ему сурово не напомнил, больше никогда бы ее не увидел. А то, что у него пистолет за пазухой,- не страшно. Из-за сотки он вряд ли стал в меня палить. Уроды они, эти крутые, забирают у людей кровное. Я всегда радуюсь, когда на "ВиБиСи" начинает тема из "Профессионала" звучать. Значит, еще одного хлопнули. Хотя меня иногда посещает мысль - а вдруг невиновного убили? Но я ее всегда отметаю: если убили блябудового, значит, за дело.

– На "Кигиляхе" боцман ГигиНеШвили, подлый грузин, меня сразу возненавидел, как только я на палубу вступил. Я еще рот не открыл, смотрю, а он уже меня ненавидит,- Марк начал рассказывать, как только мы замолчали, но у Влада с Максом сразу возник вопрос:

– Что за "Кигилях"?

– Пароход так называется, на котором я в Японию ходил,- ответил Марк.

– Это не наш пароход, из Арктического пароходства. У капитана-инструктора, которого батя просил, там однокашник замначальника работает. Чтобы Марка бесплатно посадить, пришлось звонить в Тикси, договариваться; на наши даром не посадят,- я объяснил, как Марк попал на этот пароход.

– "Кигилях"! Есть что-то мистическое в том, что именно на этот пароход посадили Марка! Скажу больше, ни на какой другой пароход во вселенной он бы не попал!
– Очкарик посмотрел на нас с Владом. Мы с ним согласились.

А Марк продолжал:

– Короче, он подговорил котельного, чтобы тот меня работой загрузил, и только мы от стенки отошли - сразу началось. Проверь то, посмотри это!

– Что "то", что "это"? Марк, ты яснее выражайся!
– Макс любил детали.

– Откуда я знаю, как это называется? Я же не матрос!
– оправдывался Марк.

– А ты на палубу попал, не в машину?
– уточнил Очкарик.

– Нет, почему? В машину. Я был помощник котельного машиниста по расписанию!
– мне показалось, что Марк в этот момент гордился собой.

Хотя гордиться особо было нечем. Котельный моторист или машинист имел на флоте неофициальное название "король воды, говна и пара"! Марк, стало быть, находился у него на прихвате. Обычно эту должность сокращали, но во время круизов на японские автомобильные помойки забивали штатное расписание под завязку. Я думаю, если бы Марк заплатил, как все, триста долларов, его вряд ли заставили работать, но, видимо, в этом маленьком пароходстве он кого-то лишил дохода, и нашего друга загнали в рабство. Марк в таких случаях просто терпел несправедливость - для него главным призом были спасенные деньги. А работать - это всегда пожалуйста! Работать Марк не любил с большим желанием! Но он никогда, в отличие от нас, ни с кем не спорил, и потому казалось, что он трудолюбивый. Часто эта иллюзия сохранялась у людей до того момента, пока не наступало время предъявления результатов труда. Вот тут и возникали у людей вопросы! Как же так, такой хороший тихий мальчик, так внимательно слушал, не отвлекался, не баловался и вместе с тем не сделал ни одной рукоятки для напильника, не вырыл ни одной ямы для дерева, не собрал ни килограмма макулатуры? Как же так, Марк? Он никому ни разу не ответил на этот вопрос.

– После обеда котельный поручил мне сделать ревизию клинкетов фановой системы...
– мы заулыбались от этих слов.
– Ну, я в машине руки немного испачкал, взял ветошь, хожу, кручу-верчу, как положено. Якобы внизу все проверил, пошел на палубу, там уже на виду давай по-настоящему крутить...

– А на палубе не должно быть фановой, только если к танкам вход,- снова влез Очкарик.

– Макс, че ты умничаешь? Пусть продолжает!

Достал - не дает Марку слово сказать!

– Я же не знал. Думал, может, и там есть, но дракон меня увидел, и стал орать, чтобы я пошел оттуда на хуй! Я пошел и уже в надстройке нашел один клапан - как раз под каютой боцмана, как потом оказалось. Я его закрыл, хотел обратно открыть, но потом подумал, пусть пока так останется. Правда, потом подумал, что это неправильно. Потом подумал - посмотрю, как получится! Походил еще, а потом пошел, переоделся и стал книжку читать,- на лице Марка появилась улыбка; он хотел продолжить, но его снова перебил Макс: