Чистая проза

Вбегает девочка лет пяти, прижимается к Розе и что-то лепечет по-цыгански кривляющимся голоском.

Протягиваю Розе деньги.

– Нет, в руки мне не надо, здесь оставь где-нибудь, брось просто.

Девочка смотрит. Глазища большие, цыганские, изучают.

После меня идет Тамара. Она не по своим делам, мама болеет.

Вышла с бумажкой в руке.

Машкина очередь.

– Я не хочу. Нет. Поехали домой. Не хочу ничего знать. Извините.

– Да как хочешь, девушка, у меня народу хватает, из-за границы приезжают.

Открывает нам дверь на улицу.

– Тамар, это что у тебя за бумаженция? Можно спросить?

– Да. Это список продуктов, которые мама любит. Надо купить по килограмму каждого и принести Розе, для кладбища. И фотографию мамину. Порча у нее. Роза поможет.

– А я, вы представляете, у меня такая санта-барбара скоро будет!! Огого. Кроме Машки у меня еще одна баба появится! И какое-то время будет две! И мне надо будет делать между ними выбор! Блин, как в кино!

Машка вскидывается.

– Что, она тебе прямо так и сказала?

– Ага.

– Пипец ваще. И нахер мы к ней воообще ходили?

– Вообще, да, Марусик. Нахер.

Шагаем к остановке.

– Да пошел ты, плейбой нашелся, воевать я еще буду с из-за тебя.

– Подожди, Марусик, еще ж не произошло ничего, пока все нормально. Может, это нам типа испытание такое послано. Она нам напредсказывала, а вот мы возьмем, да и не подчинимся.

Тамара помогает:

– Да, Маш, это ж всего лишь вероятность. Не паникуй. Может, и не будет ничего.

Вечером Машка идёт выгуливать Зельду вместе со мной, редкое событие. На полянке, как обычно, одни мужики. Курим. Молчим.

Отвожу в с сторонку.

– Марусик, ну видишь, здесь нет женщин. Теперь и к моему полу ревновать начнешь?

– Отстань. Я что, выйти с собакой не могу?

Пятница, мужики разливают коньяк. Предлагают мне, взглядом. Я, взглядом, отказываюсь.

Зельда кувыркается на снегу с Мотькой и Тузом, играют серьёзно: видно, у Зельды скоро течка будет. Уходим раньше всех.

– Маша, ты меня теперь и с работы караулить будешь?

– Захочу, и буду.

– Маш, ну это же бред. Одна цыганка сказала так, другая эдак, чего к этому серьезно относиться? Ну перестань. Я ж тебя люблю, а не кого-нибудь другого. Я не думал, что ты серьезно воспримешь.

Не может ничего с собой поделать. Не спит, ворочается и мне мешает. Руку сую, отдергивает, нет, не надо, не хочу.

Ладно, время лечит.

Дурочка. Так и не спала всю ночь. Не пошла на работу, отпросилась.

– Маш, ты совсем больная, что ли? Ты меня ведь не сможешь в клетку посадить.

Несёт мне тарелку с яичницей. Бледная.

– Ну, допустим, будет так, как она наговорила. Ну и? Значит, бросишь меня, нафиг я тебе такой нужен, неверный бля*ун. Все, что ни делается, все к лучшему.

– Витя, ты е*нулся? А зачем я тогда тебе яичницу готовлю? Зачем время на тебя трачу? У меня что, несколько запасных жизней, что ли? Тренировочный взлет? Я женщина, между прочим, у нас дети могут быть.

– Могут быть, значит, пусть будут. Ну чего ты? Вместе, так вместе, а разведемся, так разведемся, буду алименты платить, на каникулы брать. Чего, без цыганок не разводятся, что ли?

– Витя, я не понимаю, как можно быть таким легкомысленным? Тебе вообще, что-ли, всё похеру? Всё?

– Маша, послушай, мы с тобой что, участвуем в конкурсе, кто дольше вместе проживет, что ли? Ты зачем со мной? Вот скажи, только честно.

– В смысле? Витя, ты дурак? У нас семья, вообще-то. Вместе. Всю жизнь, вообще-то. Самые близкие люди. Половинки или там целые, без десятых, но близкие. Ты не понимаешь? Я душу свою тебе дарю кусками. Ну ты и бестолочь.

– Ладно, небестолочь. Я ушел работать. Мир труд май. Вечером поговорим.

– Иди. Я посплю хоть. Чего говорить-то? Не о чем.

– «И если что-то надо объяснять, то ничего не надо объяснять. А если все же стоит объяснить, то ничего не стоит объяснить.»

Дошел до лифта, вернулся, открыл дверь, поцеловал Машку, вышел снова.

– Ой, мы же вечером к Коровиным идем. Чуть не забыл. Выспись хоть.

– Давай.

К Коровиным едем молча.

Таксист пробует пару раз завернуть очень личное про футбол, хмыкаю в ответ, врубает шансон, прекращает попытки коммуникации.

Лёхе Коровину, Лёхасу, сегодня в восемь вечера тридцать лет.

Гостей мало, размалёванные подружки Ирки, Лёхиной жены, еще пара его, не помню, одноклассников, что ли. Поглядываю на девчонок, хм, действительно любопытно, вдруг это будет кто-то из них. Пути-то неисповедимы. Машка следит за моим взглядом.

– Маш, у вас все ок? Чё невеселая сидишь? Пошли, я тебя на танец приглашаю. Пошли!

– Марусик, иди потанцуй с именинником.

Машка поднимается, идет.

Лехас мой лучший друг. Не скажу, что дарю ему душу кусками, ему не надо, есть собственная, но если требуется помощь, то Лехас первый, кому позвоню.

Машка возвращается такая же грустная, как и ушла. Улыбку надела.

Танцую с Лёхиной Иркой, поглядываю на Машку из-за Иркиного плеча, Машка смотрит в другую сторону.

Выходим с Лёхасом курить на балкон.

– Лехас, что гостей так мало?

– Чем больше лет, тем меньше людей видеть хочется. Я бы вообще, вас позвал бы, да и всё. Чё с Машкой-то?

– Да стыдно рассказать.

– Чё, трахательная недостаточность?

– Вроде нет. Супрдолг исполняется. Иногда даже на бисы выходим. Тут такая история произошла, дурацкая.

Смотрю на Лёхаса, не знаю, рассказывать или нет.