Что это за мать...

— Куда ты собираешься?

— На лодку, полагаю.

— После того как сходишь в полицию?

Генри замолкает. — Верно.

Я делаю вид, что верю ему. — На лодке мальчику не место. Можешь остаться здесь.

— Уверена?

— У тебя есть вариант получше?

— Ну, это не отель Four Seasons…

— Осторожнее… Начну брать с тебя постояльца, если будешь неаккуратен.

— Лучше, чем почасово.

Он такой… добродушный. Такой… счастливый. Генри вернул сына. Теперь он может играть в семью. От этой мысли у меня пробегает холодок по спине.

— Нам всем нужно отдохнуть. — Я выскальзываю из-под одеяла. Посижу в гостиной, пока Генри не отключится, а потом мы сбежим. — Вам двоим кровать. Я лягу на пол.

Рука Генри находит мою, протягивается через мальчика и сжимает её.

— Останься.

— Генри…

— Пожалуйста?

Его нужность выбивает меня из колеи. Она кажется такой искренней. Настоящей. Он выглядит измождённым. Я знаю, что это всего лишь тени, нависшие над его глазами, но кажется, будто они провалились в глазницы.

— Ты в порядке? — шепчу я.

Зачем? Непонятно. Ведь мальчик нас слышит. Он не спит, устроился между нашими телами. Надеюсь, скоро отключится. Пусть взрослые поговорят, пока он спит.

— Практически на нуле, — говорит он.

— Отдохни.

Мы с Генри смотрим друг на друга, наши лица в дюймах друг от друга. Дыхание между нами шевелит волосы мальчика, трогает его кудри.

— Хочешь поговорить о… — Я опускаю взгляд. Мальчик смотрит на меня. Его карие глаза теперь кажутся янтарными. В них слабый свет. Золотые искорки. Он понимает, о чём мы говорим?

Почему он молчит? Что с ним не так?

— Утром, ладно?

Я не могу отпустить это. Знаю, что лучше не будить лихо, но не могу сдержаться. Если бы он просто очнулся, может, нам и не пришлось бы бежать.

— Люди начнут рыскать вокруг. Тебе нужно опередить сплетни. Дать всем знать, что он…

— Завтра.

Генри сдерживает кашель. В его голосе появилась хрипотца. Звучит, как наждачная бумага. Должно быть, скоро его тело рухнет, адреналин сгорит дотла.

— Спокойной ночи, — шепчет Генри мальчику, целуя его белокурый макушку. — Сладких снов…

…и пусть клопы не кусаются.

Мальчик поворачивается, утыкается лицом в изгиб шеи Генри. Они выглядят так мирно вместе. Этот ребёнок совсем не боится Генри. Он хочет быть здесь, прижавшись к своему похитителю.

Через несколько минут он поднимает взгляд из-под руки Генри и смотрит на меня. Не могу избавиться от мысли, что этот ребёнок оценивает меня, пытается понять, кто, чёрт возьми, я такая.

Откуда ты взялась, тётка? Наверное, он сейчас думает. Ты не моя мама…

Мне стоит что-то сказать.

— Можно закрыть глазки, солнышко. Ты в безопасности, обещаю.

Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, как он похож на Скайлера в прогнозируемом возрасте. Представляю, как ускоренная съёмка последних пяти лет его жизни показывает, как он растёт. Начинается с чёрно-белой фотографии младенца, затем годы пролетают, один, два, три, сжигая возрасты четыре и пять, пока не достигает шести лет — этого долговязого ребёнка передо мной. Он такой хрупкий, как новорождённый. Когда Кендре было столько, я не могла заставить её посидеть спокойно пять минут.

Я чувствую, как против воли начинаю отключаться. Усталость тянет мои веки вниз. Я готова отпустить себя, просто позволить себе погрузиться и уснуть.

Перед тем как это происходит, я поворачиваюсь к мальчику. Он не спит, лежит на боку, спиной прижавшись к груди Генри.

Этот мальчик вообще спит? Он всё ещё смотрит на меня. Его лицо в дюймах от моего, глаза блестят в темноте. Кажется, он вот-вот заплачет.

— Всё в порядке, малыш?

Моё сердце разрывается. Нет, «разрывается» — не то слово. Скорее, сжимается. Просто глядя в бесконечную глубину глаз этого бедного мальчика, я чувствую, как моё сердце зажато в тисках. Тиски сжимаются.

— Должно быть, тебе страшно, — говорю я. — Но знай, всё будет хорошо.

Хорошо. Сколько ещё раз я брошу это пустое слово?

В спальне так душно. Мне стоит включить этот жалкий кондиционер, но он грохочет и тарахтит, заглушая все остальные звуки, пока я не могу думать. Не хочу будить Генри. Слышу, как тихо хрипит его горло.

Остаёмся я и ребёнок. Подожду ещё несколько минут, просто чтобы убедиться, что Генри крепко спит.

А потом мы сбежим.

— Я не представилась, да? Наверное, тебе интересно, кто я…

Мальчик молчит.

— Я Мэди.

— М-м-м.

— Верно. Мэди. Хочешь сказать мне своё имя, малыш?

Тишина.

— Настоящее имя?

Я глубоко вдыхаю через нос и улавливаю слабый запах сырого дерева. Кедр. В воздухе ещё и лёгкий солёный привкус. Откуда этот запах?

— Всё в порядке, можешь говорить со мной… — Я протягиваю руку и провожу пальцами по его плечу. — Ты в безопасности со мной, слышишь? Я вытащу тебя отсюда. Отведу к твоим…

— Ма-а-а…

Слово слабое. Клянусь, я его слышу, но интонации нет.

Руки мальчика скользят по матрасу. Его руки обвивают меня.

— Ма-а-а…

Опять. Это слово, теперь тёплое. В нём внезапное утешение, бальзам, который успокаивает меня. Алоэ на солнечный ожог. Оно напоминает мне, как Кендра впервые назвала меня «ма».

Ты забываешь, как слова сохраняют свою силу. Что-то простое, как «ма».

— Ми-и-и…

Он пытается сказать «мамочка»?

Это неправильно.

— Нет, малыш, — говорю я. — Я не твоя мамочка. Твоя настоящая мамочка…

…повесилась.

— …сейчас не здесь.

Но это тоже неправда, не так ли? Грейс не его мать. Не этого загадочного мальчика, кем бы он ни был. Если бы он только заговорил со мной, сказал своё имя, я могла бы найти его настоящих родителей.

Он пододвигается ближе, копается в простынях, пока не находит моё плечо, и утыкается в него носом, как поросёнок. Я не знаю, что делать. Чувствую, что должна оттолкнуть его. Не хочу его запутать. Это может усугубить ситуацию.