Что мне делать без тебя?

– С отцом все нормально. Просто я предпочитаю теперь жить самостоятельно.

– Ты женился?
– быстро догадалась Дина.

– Собираюсь, - коротко ответил Джангиров.

– Прости, я не знала...
– неловко сказала смущенная Дина.
– Но если ты захочешь... У тебя ведь есть мой телефон...

Карен снова вежливо склонил голову. Он никогда не позвонит симпатяшке Дине. Ночь, проведенная с Сонечкой, научила его слишком многому.

Ашот Джангиров начал бывать у Олеси и Карена. Сначала изредка, а потом все чаще и чаще. Карен относился к его посещениям довольно спокойно, хотя и оскорбительно равнодушно, а Олеся искренне хотела найти возможные пути примирения. Правда, сына журналист заставал крайне редко: утром мальчик был в университете, вечером - на работе. И потихоньку, без него, Джангиров-старший вошел в его новый дом, привязался к Олесе, улыбавшейся ему через силу, и к Полине, которая, в свою очередь, легко и быстро привыкла к немногословному Ашоту, потерявшему былой апломб и самоуверенность и превратившемуся в заботливого главу большой семьи.

Олеся никак не приходила в себя после гибели Мэри. Связывая смерть подруги с отцом, Олеся упорно отказывалась видеть Глеба и даже разговаривать с ним. Теперь кому-то предстояло помирить и их. Но Мэри не было на свете, а кто мог сделать это без нее?

Иногда появлялась Эмма, но занятая школой и Семеном, постоянно приводившим домой какую-то девушку, уделять много внимания Олесе не могла. Вечерами, вернувшись с работы, Эмма видела в передней женские сапожки. Цвет у них постоянно менялся: то белые, то красные, то коричневые.

– Сколько же у твоей девушки сапог!
– наконец не выдержала Эмма.
– Она дочь Березовского?

– Ты что, мать, упала?
– спросил грубый Семен.
– Это все разные... Девушки разные, понимаешь?

Эмма растерялась. Каждый день - разные?

Так продолжалось примерно год, пока обладательница одних сапог не объявила Семену о своей беременности. Выяснилось, что сапожки она носила красные.

Недавно у Эммы родилась внучка, которую она обожала и без конца задаривала игрушками. Теперь у нее совсем не осталось времени и сил на Олесю. Жизнь разводила бывших подруг в разные стороны. От Валерия по-прежнему не было никаких известий, и вдруг оказалось, что именно он, и только он один, самым странным и необъяснимым образом связывал двух женщин, спокойно забывших без него друг о друге.

Заброшенный дом с полубольной Олесей, замотанным Кареном и двумя детьми понемногу начал брать на свои плечи Ашот Джангиров. Здесь все чаще появлялся Гриша, а потом вдруг вместе с хозяином пришла Дуся.

– Дуся!
– завопил Левон.
– Ты тоже будешь теперь с нами жить?

Нянюшка утирала слезы и обнимала своего драгоценного любимого мальчика. Второй, не менее драгоценный и любимый, с удивлением смотрел на нее из дверей гостиной. Худой, повзрослевший, с расцарапанными от постоянного общения с металлом руками... Он неуверенно, словно не понимая, что происходит, приблизился к ней и осторожно обнял.

– Милый ты мой, хороший!
– запричитала Дуся, сжимая Карена в мягких объятиях.
– Как я скучала без тебя, Карик!

Она назвала его детским полузабытым именем, и Карен почувствовал, что еще одно мгновение - и он тоже заплачет вместе с ней. И это будет стыд, позор, перенести которые невозможно. Карен до боли закусил нижнюю губу, ощутив привкус крови.

– Ты будешь теперь жить у нас, да, Дуся?
– кричал, кружась и подпрыгивая на месте, Левон.
– Как здорово, Полина! Папа, это все ты придумал?

Ашот задумчиво наблюдал за происходящим. Он видел, как восприняли появление Дуси в доме сыновья и как плохо сейчас Карену. Его любимый, такой уже взрослый и такой еще маленький сын... Что же делать, мой мальчик, жизнь состоит из страданий. И все будет так же, даже если все будет иначе... Мой бедный, мой родной, мой гордый и упрямый ребенок...

За что им всем без конца достается? Да уж видно есть за что...

– Дуся, - нашептывал Карен нянюшке, - если ты сможешь приходить к нам, помоги, пожалуйста, Олесе! Сделай с ней хоть что-нибудь! Она ничего не хочет, не ест, не спит без лекарств, ни на что не обращает внимание. Я отчаялся привести ее в норму. Ты поможешь мне, Дуся?

Утирая слезы, старая нянюшка беспрерывно кивала, не выпуская свое драгоценное дитя из теплых объятий. Мой несчастный, уставший, исстрадавшийся мальчик...

Вечером Ашот Джангиров заехал к Витковскому. Глеб смотрел из-под очков грустно и озабоченно. Притихшая Юрате безмолвно удалилась в другую комнату.

– К сожалению, Олесю пока невозможно ни в чем убедить, - сказал Ашот, искренне сострадая поэту.
– Она не желает слушать никаких объяснений и лишь твердит без конца одно и то же. Тяжелое нервное расстройство.

– А Полина?
– вдруг спросил Глеб.

– Что Полина?
– не понял Джангиров.
– С девочкой все хорошо.

Глеб хмуро покачал головой.

– Не совсем так. Ну, да сейчас не в ней дело. Даже смерть матери не подействовала на Олесю так сильно, как гибель Мэри.

Ашот отвел глаза.

– Она стала пить... Карен долго скрывал от меня, но я увидел совершенно случайно.

Витковский помрачнел.

– И здесь мою дочь тоже нельзя ни в чем убедить, я пытался раньше. Но мне кажется, ваш сын раз и навсегда запретил ей когда-то баловаться вином, почему же вдруг снова...
– Глеб замолчал, не окончив фразу, и выжидательно посмотрел на Ашота.
– Она способна подчиняться только Карену.

Ашот побарабанил пальцами по подлокотнику. Карену способны подчиняться все, даже он, неподатливый, неуступчивый Джангиров.

– Я не знаю, что произошло... Вероятно, Карену больше не хватает времени и сил: его постоянно нет дома. Не доходят руки...

Оправдание вышло слишком неуклюжим.

– Но откуда в доме бутылки?
– с нотками раздражения в голосе спросил Глеб.
– Разве он их не видит, не замечает? Или до них тоже не доходят руки? Выбросить все - и дело с концом! И кто-то их ей покупает, раз она сама не выходит из дома! Не Полина же в конце концов!

– Не Полина, - стараясь остаться спокойным, отозвался Ашот.
– И не Левон. Не прислуга.

– Но кто же тогда? Может быть, мышка Сонечка?

Джангиров снова нервно постучал пальцами по креслу.

– Да, это загадка. Пока я не в силах ее разгадать, но постараюсь... И поговорю с Кареном.

– Пожалуйста, Ашот Самвелович, - поэт встал и прошелся по комнате.
– Буду вам очень признателен... Простите меня за резкость, не сдержался. Я уже слишком многим вам обязан и благодарить мне вас нужно без конца. Олеся упряма и суматошна. И бестолкова, как все женщины. Конечно, у нее была не самая удачная семейная жизнь...
– Витковский помолчал.
– Я очень рассчитывал на Карена и, кажется, не ошибся. Просто обстоятельства пока складываются не в его пользу. Но это скоро пройдет. Непрерывно так продолжаться не может.

Ашот вздохнул. Вечны страдания человеческие... И все будет так же, даже если все будет иначе... Он поднялся и вежливо откланялся.

– Заезжайте, - сказал Глеб.
– Я всегда вам рад. Кроме всего прочего, только от вас я могу узнать хоть что-нибудь об Олесе.

Джангиров спустился вниз и сел в машину.

– Куда, Ашот Самвелович?
– спросил Гриша.
– Домой?

Журналист отрицательно покачал головой. У себя дома он теперь бывал очень редко.

– К Карену.

Гриша включил зажигание.