Что предназначено тебе… Книга первая

Против воли Стефано ловил себя на мысли, что поход в оперу для него — не столько деловая встреча, без которой нельзя обойтись, сколько возможность ещё раз увидеть корсиканца.

Стефано откинулся на кафельную стену и снова увидел перед мысленным взором высокую фигуру, закутанную в чёрный плащ. На Таскони было приятно смотреть.

«Он корс!» — напомнил себе Стефано, едва обнаружив, что рука начинает машинально поглаживать член, и открыл глаза. Зуд в промежности, впрочем, от этого не прошёл. Даже попытка представить Марту в открытом купальнике ни к чему не привела. Зато Стефан вспомнил, что ничего не сказал ей о своём переезде, и всякое желание плескаться напрочь прошло.

Стефано смыл с тела мыльную пену и, закутавшись в полотенце, стал выбираться из душа.

Когда он вышел в гостиную, Джессика сидела в кресле у столика — то ли читала журнал, то ли ждала его. Спросить об этом Стефано не успел, потому что раздался звонок в дверь.

Девушка, едва поднявшая было на него взгляд, извинилась и пошла открывать, однако уже через секунду заглянула в комнату и, подняв бровки, произнесла со скептическим удивлением:

— Кажется, это к тебе.

Стефано и сам был удивлён. Он вышел в коридор и увидел курьера, державшего в одной руке дорогой костюм в целлофановом пакете, а в другой — выведенное золотыми буквами на красной бумаге письмо.

— Ваш костюм, — сказал он.

— Я… — Стефано хотел было возразить, но покосился на Джессику и замолк. — Благодарю, — буркнул он. Забрал у курьера письмо и пробежался глазами по строчкам. Там значилось всего лишь: «Не ударь в грязь лицом. Четверг. Восемь часов». Стефано принял из рук посыльного костюм и спросил ещё более мрачно: — Я что-нибудь должен?

— Всё оплачено, сеньор! — курьер высоко поднял нос. Чаевые он, впрочем, взял.

— Чудесный костюмчик, — стоя на Ла Пьяцца дель Театро, корсиканец насмешливо смотрел, как Стефано выбирается из такси, — под ним ты подготовился так же хорошо? — рука Таскони скользнула по бедру Стефано и замерла, наткнувшись на пистолет.

Стефано обжёг его ненавидящим взглядом и, перехватив руку, отобрал пушку назад:

— Не боишься, что весь город узнает, как я натягивал тебя?

Взгляд Таскони мгновенно стал серьёзным.

— Если скажешь кому-то, bimba, я с тебя шкуру спущу. Не стоит со мной шутить. Мог бы постараться и вежливо ответить на комплимент.

— Ты тоже ничего. Правда, похож на чёрта, который вылез из коптильни, — Стефано оглядел Доминико со всех сторон и заставил себя отвести взгляд.

Вообще-то корсиканец выглядел очень даже «чего». Чёрный с синей искрой костюм идеально подчёркивал волосы и глаза, делая Доминико похожим на дьявола, выбравшегося из земных недр на свет, чтобы изуродовать его.

— Идём, — корсиканец кивнул на вход.

При возведении «Ферназе Театре» приглашенный для этого архитектор Салваторе Аладжо несколько переменил устоявшиеся формы, которым следовали в театральном зодчестве его предшественники. Зрительный зал театра был вытянут в длину, амфитеатр имел полукруглую форму, и его размеры в два раза превышали размеры амфитеатра в «Олимпико» на Старой Земле. Зал этого храма Мельпомены протянулся в длину в восемьдесят ярдов, в ширину — тридцать, а в высоту — двадцать два. Он делился на две части — сцену со всеми служебными помещениями и авансценой — и зрительский зал на четыре тысячи мест. Портал сцены изобиловал колоннами, барельефами и скульптурой и своей помпезностью напоминал портал «Олимпико».

Амфитеатр «Ферназе Театре» состоял из четырнадцати рядов и был построен на высоком цоколе в форме прямоугольника, завершённого полукружием. Орхестру окружала балюстрада, расположившаяся на высоте первого ряда, к которому вели двенадцать ступеней. Позади амфитеатра располагались два яруса арок: с ложами и галереей.

На сцене в окружении пышных декораций разыгрывалась непростая история любви четверых итальянцев, каждый из которых особенно высоко ценил свою честь.

Ни для кого не было секретом, что мафиози испытывали к этой истории особую любовь — потому что в ней находили столь лестную им старинную истину: «мафиозо живёт в каждом итальянце».

— Тебе нравится, amore mio?

— Сплошное враньё.

Доминико, кажется, поперхнулся словами и выжидающе посмотрел на него.

— Ветра, какие «рыцари лупары», о чём это всё? — взорвался Стефано и, только заметив, что сидящие рядом оглядываются на него, снизил тон, чтобы продолжить уже шёпотом: — Думаешь, я полный идиот? Не знаю про вас ничего? Мафия шлифовала свои методы в период бурного подъема производства цитрусовых. Сицилийские лимоны были нужны всем ещё много веков назад, когда англичане, предки альбионцев, использовали их для лечения цинги в дальних плаваньях. Ну и, конечно, добавляли в чай. Ничего не изменилось. Они по-прежнему обожают свой туман — и летать. А лимоны и бергамот есть только у нас.

— Торговать лимонами — не запрещено, — попытался вклиниться Доминико, чувствуя, что Стефано несёт, но тот и не думал прерываться и слушать капо.

— Лимоны выращивать очень нелегко — с этим трудно спорить. Нужно убрать камни с территории, возвести террасы, построить амбары, провести пути сообщения, организовать систему водоснабжения… нужно сделать и стены, чтоб ветры не повредили саженцы и воры не собрали урожай раньше тебя. А чтобы появились первые плоды — приходится ждать восемь лет. Какая-либо прибыль появится в лучшем случае еще через несколько сезонов. Но так же верно и то, что корсиканские лимонные сады — самое доходное аграрное производство в Содружестве. Прибыль при разведении цитрусов несоизмерима с любой другой. И что мы имеем — вложения требуются большие, а лимонные деревья — очень капризны. Вся плантация может погибнуть из-за того, что «случайно» повредится водопровод. А мы оба знаем наших людей… Вандализм никто не отменил. Именно эта комбинация уязвимости и высокорентабельности явилась объектом повышенного интереса для таких, как ты. Мафиозное покровительство росло, как на дрожжах. Мафия в Содружестве возникла в ближайших окрестностях Палермо. Рассказать тебе — как?

— Просвети меня, коп.

— Палермо тогда насчитывал двести тысяч жителей и был торговой, правовой и финансовой столицей Корсики. Через руки здешних банкиров и маклеров, торгующих жильем и землей, проходило больше денег, чем где бы то ни было ещё в провинции. Палермо был центром торговли и крупным портом. Именно там совершались все виды сделок с землей — как рядом с городом, так и в других областях. Кроме того Палермо диктовал для Корсики правила политической игры. То есть, мафия родилась не из бедности и провинциального захолустья, но из сверхбогатства и власти. Я даже мог бы рассказать, кто стал первой вашей жертвой — но как-нибудь потом.

— Первой нашей жертвой… — задумчиво повторил Доминико, — ты многое знаешь, я удивлён. Но не понимаешь ничего.

— Что же я, по-твоему, не смог понять?

— Слабые будут умирать. Так было и будет всегда. Таковы правила игры.

— Надо думать, их установил ты?

— Нет. Но и не мне их нарушать.

— Ты просто не был на месте того, кто оказывается беззащитным перед лицом мафии.

Доминико расхохотался.

— Молокосос, — почти что ласково сказал он, — ты ничего не знаешь обо мне. А ещё коп.

Он повернулся вполоборота и посмотрел на Стефано в упор:

— Но я не для того позвал тебя, чтобы обсуждать историю и мои дела.

Стефано обнаружил, что рука корсиканца не только оказалась у него на бедре, но и, огладив его внутреннюю, нежную сторону сквозь непривычно тонкую ткань, поползла вверх.

— Я уже спрашивал, — спросил Стефано внезапно охрипшим голосом, чувствуя, как в паху разгорается жар. — Чего ты хочешь от меня?

— Ты обидел меня, — Доминико ещё пододвинулся к нему, так что Стефано чувствовал горячее дыхание корсиканца на своей щеке. Пальцы его продвинулись немного вверх и, едва прикасаясь к телу, закружили по набухшему мешку на штанах, вычерчивая круги.