Чудесные рецепты крестьянки-самозванки

Выругавшись, мужик стал рассматривать меня с интересом.

— Гля, какая кра-а-аля, — протянул он и щелкнул языком. — Иди ко мне, согрею!

Испугаться я не успела. Женщина подскочила к мужику и впечатала кулак ему в живот.

— Остынь, Мартын! — прикрикнула она. — Не тронь барышню, не буди лихо!

Мужик, то есть, Мартын согнулся пополам и прохрипел, отодвигаясь в сторону:

— Да лады, лады… Тебе она на кой, Княжна?

— Дурень ты, Мартын, — беззлобно произнесла та, кого назвали княжной. — Проспись, после поговорим. А вы чего уставились? — зыркнула она на крестьян. — Легли, быстро! Зубами к стенке, целее будут!

— А ну, не шуметь! — крикнул из-за стойки дежурный. — Чего разорались?!

В веселое место я, однако, попала. А в тюрьме, наверное, еще «веселее» будет.

— Барышня, иди сюда, садись, — позвала Княжна. — Ты кто такая будешь?

Отказываться от предложения я не стала.

— Ульяна, — представилась я, опустившись на лавку.

— Меня Княжной кличут, и ты так зови, — сказала моя неожиданная спасительница. — И чего такая ладная барышня тут делает?

— Я чужим именем воспользовалась, — честно ответила я. — Чтобы на работу устроиться.

— Тю… — Княжна вытаращилась на меня, как на полоумную. — Какая ж тебе с того выгода была?

— С рекомендательным письмом на работу устроиться проще, — пояснила я.

— Так чего тебя сюда привезли? Денег нет, чтобы штраф заплатить?

— Штраф? — переспросила я.

— Если впервые попалась на таком, то штраф заплатить надо.

— А… Так меня в убийстве обвиняют. Та девушка погибла, когда два поезда столкнулись. Пару месяцев назад, может, слышали?

— О крушении? Слыхала, — кивнула Княжна.

— Вот. А они говорят, это я ее убила, — вздохнула я.

— И зачем ты ее документы стянула, глупая? — фыркнула Княжна. — Вроде молодая, здоровая. Неужто работу не нашла бы без подлога?

— Ребенок у меня маленький…

Упомянув Митю, я вновь залилась слезами.

— Бедная, — посочувствовала Княжна. — Где он сейчас? В приют, небось, отправили?

— Нет, он… с отцом.

— Муж злой? Бьет тебя и ребенка?

— Он не муж, но он хоро-о-оший, — всхлипнула я. — И Митю люби-и-ит…

— Тогда чего ревешь? — искренне удивилась Княжна.

— Так… так…

И правда, чего? С Митей все будет хорошо, Яр о нем позаботится. Сердце рвется на части, стоит представить, как мой малыш плачет, потому что я исчезла. Я ведь не стала с ним прощаться, струсила, оставила все объяснения Яру. Он справится. Обязательно справится! Митя в надежных руках.

Я вытерла слезы ладонями.

— Вот и правильно, — одобрила Княжна. — Успеешь еще… наплакаться.

Она ошиблась. Я не проронила ни слезинки, потому что плакала из-за Мити. Вера в Яра, в его любовь к сыну, меня успокоила. Поэтому я спокойно принимала все испытания, что устроили мне боги.

Допрос. Перевод в Новинскую женскую тюрьму. Унизительный осмотр после того, как у меня отобрали все вещи. Грубое тюремное белье, платье. Тесная камера на двадцать человек. Вонь. Ужасная еда. Трудовая повинность.

Нас с Княжной посадили в одну камеру, как подследственных за убийство. Только Княжна не отрицала вину. Она пырнула ножом полюбовника, который распускал руки. А мою историю выслушали, пообещали разобраться. Княжна говорила, чтобы я не верила в справедливость.

— Коли денег нет, никто не будет разбираться. Кому ты нужна, без родных, без мужа…

Я рассказала ей свою историю. Благодаря покровительству Княжны, в камере меня никто не трогал. Но трудностей и без того хватало.

Спали мы на откидных железных койках. Металлическая рама, обтянутая нечистым брезентом, на день поднималась к стене, прижималась длинным болтом и запиралась на замок. Постельного белья не было, только соломенная подушка и суконное одеяло.

Кормили отвратительно. Утром давали кипяток и кусок сахару, в обед — вонючий суп из тухлой солонины и две-три ложки плохо проваренной горькой фасоли, на ужин — жидкую, больше похожую на суп, кашу из гречки. Я не могла это есть, тошнило от запаха тухлятины.

Еще нас отправляли работать в прачечную, расположенную на территории тюрьмы. Кожу на руках разъедало мылом, а в том цеху, где белье кипятили, риск обвариться паром был очень велик.

Я провела в тюрьме день или два, показавшихся вечностью, когда надзирательница сообщила, что мне разрешили свидание.

В комнате, разделенной двойной решеткой, меня ждал Владислав Николаевич. А вместе с ним — незнакомец.

— Ульяна… — выдохнул Влад.

Судя по его вытянувшемуся лицу, мой внешний вид его потряс. Впрочем, он быстро взял себя в руки.

— Ульяна, как ты? С тобой хорошо обращаются? — спросил Влад.

— Все в порядке, — ответила я. — А как Митя?

— Они с Яром у нас, с ними все хорошо.

— Владияр… сильно сердится?

— Очень, — кивнул он. — Из-за того, что не может сам заниматься твоим делом. Ульяна, это твой адвокат Платон Анатольевич Серов. Надеюсь, до суда дело не дойдет. Потерпи, мы докажем твою невиновность.

Я и тогда не заплакала. Все происходящее давно казалось мне сном, жутким кошмаром, и визит Влада с адвокатом эту уверенность не разрушили. А, может, я так защищалась от суровой действительности. Притворялась, что сплю, что все происходит не со мной.

Влад передал мне что-то из еды. Я отдала корзину Княжне, не заглянув внутрь. Спящим еда не нужна. И голода я не испытывала.

Княжна отвесила мне затрещину, сунула в руку булку и велела есть.

— Видала я таких, — прошипела она. — Жить ей не хочется! О сыне подумай, дура! Иди вон, богам помолись, что защитники нашлись!

Это отрезвило. Едой мы поделились со всеми, но большую часть Княжна скормила мне. А я, вместо того чтобы ждать каторги или казни, стала ждать встречи с Митей. И с Яром, которого хотела обнять не меньше, чем сына.

Глава 38

— Я никуда не поеду.

— Яр, так нельзя! — вспылил Влад. — Ты толком не выслушал…

— О чем говорить, если ехать надо немедленно? — возразил Владияр. — Пока Ульяна в тюрьме, я никуда не поеду.

— Потом будет поздно, — вздохнул Добрыня, друг Влада. — Этот фейри раз в сто лет из холмов выходит. Для него век — не срок. Так, мгновение. Но не тебе.

— Моя женщина в тюрьме. — Владияр выразительно уставился на Добрыню. — Ее обвиняют в убийстве, которое она не совершала. Как я могу уехать?