Чудодей

Роллинг готовился, он много раз выходил за пределы лагеря со своим мешочком для рыбы и выносил понемногу продукты. Станислаус беседовал на кухне с Вилли Хартшлагом и фуражиром о добрых старых временах в Париже. Тем временем Роллинг воровал хлеб и мясные консервы. Два дня таинственных приготовлений. Два дня разговоров под стук пустых скребниц. На Воннига нельзя было положиться. Это уже подтвердилось. На сей раз Роллинг хотел выскользнуть из лагеря, пройдя через участок, где на часах стоял Богдан.

— От страха перед ведьмами он всадит тебе пулю в спину.

— А ты сделай его при помощи своей черной магии небоеспособным, наколдуй что-нибудь подходящее.

Станислаус имел теперь дело не с ворчливым и брюзгливым Роллингом, а с мечтателем.

— Может быть, они там не поверят, но я им все объясню.

Скребница как бы подкрепляла своим стуком мечты Роллинга о будущем. Станислаус молчал. Он глядел исподлобья, словно перекатывал тяжелые камни. Роллинг и без того достигнет своей цели, но Вайсблат… С Вайсблатом все было неясно. Он нуждался в помощи… Или, быть может, трусость нашептывала Станислаусу, что он должен остаться, должен спасти Вайсблата?

Наступила ночь побега. Они лежали в вереске, пока в лагере не стало тихо, пока дежурный офицер не обошел караульные посты, после чего залезли в яму к Богдану. Роллинг был разговорчив, как пьяница.

— Теперь мы уйдем! Через два часа у тебя к завтраку будет такая щука — не пожалеешь!

Богдан не хотел, ну просто не хотел соучаствовать.

— У меня и так забот полон рот, — говорил он. Он получил письмо из дому. Корова больна. Письмо долго пробыло в пути, она, наверное, уже издохла.

— Заколдовали, — сказал Роллинг.

— Наверное! — Богдан обрадовался, что подтвердили его подозрение. — У нас на деревне есть такая, которая все колдует и колдует. Попадись она мне…

Роллинг толкнул Станислауса.

— Не плошай, Богдан! Ты только позволь, и Бюднер перенесет тебя на мгновение на родину, а там ты эту мерзавку отколотишь!

Богдан посмотрел на Станислауса:

— А это возможно?

Станислаус замялся. Зато Роллинг говорил безостановочно, как барышник.

— Ты сможешь ее связать на расстоянии. И она даже не шевельнет своей ведьмацкой рукой. И, пожалуйста, не шуми, если мы не вернемся до смены караула. Озеро далеко, а щука велика.

Роллинг вылез из караульной ямы и исчез в кустах. Станислаус дрожал всем телом. У него зуб на зуб не попадал. Он прикусил себе мякоть щеки. В кустарнике что-то тихо потрескивало.

— Ну, тогда усыпи меня, как в тот раз Крафтчека, — попросил Богдан.

Станислаус сосредоточился и усыпил его.

— Видишь ведьму, видишь, как она выходит из твоего коровника?

— Я ее вижу. Паулина, неси скорее веник или веревку! — шептал Богдан.

Из кустов слышалось тихое пощелкивание. Условный знак. Богдан спал. Станислаус опорожнил его патронную сумку. Щелканье в кустах усилилось.

— Счастливо, — тихо сказал Станислаус и вздохнул. Он подождал еще секунду. Условный знак не повторился: — Будь здоров, старина Роллинг, будь здоров! — и Станислаус стал возле Богдана: «Через десять минут ты проснешься. Забудь обо всем, забудь обо всем!»

Станислаус вылез из ямы, пополз через вереск. Он мог бы идти нормально, так как он направлялся в лагерь, к своему блиндажу. Кавалерист Бюднер выходил по нужде! Но он предпочел ползти. В его состоянии это казалось ему более подходящим.

Исчезновение Роллинга заметили лишь на другой день, во время переклички. Гнев баварского пивовара лавиной обрушился на офицеров и солдат. Начались допросы. Кто видел Роллинга последним? Станислауса прошиб пот, когда на допрос вызвали Богдана. Но Богдан ни о чем понятия не имел.

Пивовар-ротмистр снова набросился на унтер-офицеров:

— Эх, вы, разини, шуты ярмарочные, бездельники! — Он с яростью налетел на вахмистра Цаудерера. Бетц не мог забыть, как Цаудерер обошелся с его ящиком.

Сформировали группу преследования. Возглавить ее было приказано вахмистру Цаудереру.

— Доставить сюда дезертира живым или мертвым, или я в порошок вас сотру!

Станислаус сидел в углу сарая для вьючных животных и размышлял. Как далеко мог уйти Роллинг? Догонят ли они его? Путь Роллинга в общих чертах известен Станислаусу, надо что-нибудь предпринять в помощь товарищу; но мог ли он оставить Вайсблата? Допустить, чтобы тот шел навстречу смерти? Роллинг — Вайсблат, Вайсблат — Роллинг.

Станислаус пошел в канцелярию. Он заставил себя идти медленно. Он осведомился на почтовом пункте о письмах, хоть и не ждал письма. Лилиан больше не писала. Он не отвечал на ее письма.

В канцелярии творилось черт-те что. Вахмистр Цаудерер готовился в поход. С побледневшим лицом он заворачивал котелок в одеяло. Снаряжение для атаки! Крышка походного котелка тарахтела в дрожащих руках вахмистра.

— Прошу зачислить меня добровольцем в группу преследования, — сказал Станислаус.

— Что? — вахмистр сорвал со стены фотографию своих детей и спрятал ее у себя.

— Прошу зачислить меня добровольцем…

— Хорошо, солдат, будешь моим связным, понятно?

Группа Цаудерера три дня находилась в пути. Полдня они шли в восточном направлении.

— Куда его понесло? Перебежчик на Восток! Здоровый человеческий инстинкт понес его на Восток, понятно? — Вахмистр Цаудерер был доволен своей великолепной догадкой.

К полудню связной егерь-кавалерист испросил разрешения поразведать немного местность во время привала.

— Хорошо, солдат!

Через два часа кавалерист Бюднер принес сведения об одном болоте, непроходимом болоте. Его надо обойти с севера.

— Хорошо, солдат, двинемся на север, а дойдя до конца болота, повернем снова на восток, понятно?

Они обошли болото в северном направлении, наткнулись на твердую землю и, повернув на восток, снова вышли на болото, которое им пришлось обогнуть севернее.

На второй день к полудню они набрели на лагерь второй роты их эскадрона. Горячая встреча. Никаких следов Роллинга. Водка ходила по кругу.

— Да здравствует война в Карелии!

На утро третьего дня они зашагали по направлению к собственному лагерю. Цаудерера угнетало плохое настроение. Его маленькая головка была и вовсе пуста от похмелья.