Чудовищный розыгрыш (серия: Аз Фита Ижица. Часть II: Хаос в калейдоскопе. Книга 4)

– Верно. – Радный кивнул. – Но это не всё. Внутренний мир у большинства ассоциируется с вербально оформленными мыслями. На самом же деле, вербально оформленные мысли – лишь ЗАМЕТНАЯ часть внутреннего мира.

Если подходить к этому вопросу не с позиции ЕСТЕСТВЕННОГО, а с позиции СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОГО, вербально оформленные мысли – НАИМЕНЕЕ ВАЖНАЯ часть внутреннего мира.

– А сверхъестественное значит гораздо более естественное? – спросила Ира с почти утвердительной интонацией.

– Именно. Так вот, 3 июня 1981 года ранним утром я отправился в Дендрарий. До открытия парка оставалось два часа, но закрытые двери и другие материальные преграды никогда не относились к разряду того, что могло меня остановить.

Как любой подросток мужского пола я, безусловно, умел перелезать через заборы, но занимался этим лишь в компании сверстников, а будучи необременённым вниманием себе подобных, пользовался проходами. Так что в Верхнем парке Дендрария я оказался, минуя необходимость выходить с территории санатория и тащиться по Курортному проспекту.

Меня интересовало многое, а потому бродил я по Верхнему парку долго и лишь около половины одиннадцатого спустился в Нижний. В подземном переходе, соединяющем верхнюю и нижнюю части парка, образовался затор из-за группы детей с экипировкой художников.

Вот тут-то я и увидел Вас.

Знакомством с нижней частью парка я занялся только в следующий приезд в Сочи. В тот день я последовал за Вами, лелея дерзкую надежду, что Вы соизволите обратить на меня внимание. Само собой, этого не произошло. Я не сомневался, что так и будет, но влияние свойств человека не так легко преодолеть в подростковом возрасте.

Кстати, тот, кого нынче именуют Евгением Вениаминовичем Гаровым, тоже был там.

– Он видел Вас?

– Не сомневаюсь, что он заметил подростка, околачивающегося поблизости. Я уже рассказывал Вам о том, что между нами существуют определённые Соглашения. Правда, не так давно их условия изменились.

Когда мы говорим о сверхъестественном, то есть, о гораздо более естественном, чем ЗАМЕТНАЯ часть мира сего, по большей части, это лишь способ говорить, но не полностью достоверная передача информации.

– Догадываюсь. – Ира вздохнула.

– Всё не так запутано, как Вам кажется. Ира, закройте глаза и проведите ладонью ну хотя бы по обшивке дверцы и скажите, что Вы чувствуете.

Ира закрыла глаза и поводила рукой по дверце автомобиля Радного.

– Гладкая, упругая, мягкая. Кожа, я думаю, – ответила она, открывая глаза.

– Ира, я прекрасно знаю, чем отделан салон этого автомобиля, – в тоне Радного, чувствовался привкус задора. – Меня не это интересует. Опишите ощущения, которые испытывает Ваша ладонь, а не свойства материала, которого она касается.

Ира вновь закрыла глаза и стала водить рукой по дверце.

Поставленная перед ней задача выглядела предельно ясной, но оказалось, что выполнить её не так-то просто. Если вообще возможно. Потому что прежде чем подобрать слова для описания…

Оказалось, что ещё ни разу в жизни Ира не обращала внимания на свойства и особенности тактильных ощущений, которые содержат информацию о собственном теле, а не о предмете, которого оно касается.

Исключения, пожалуй, составляли болевые воздействия типа уколов, порезов, ушибов, ожогов и тому подобного. Но и в этом случае, как поняла Ира, описать ощущения с полной точностью вряд ли возможно. Просто на боль сложно не обратить внимания и испытывают её, в зависимости от источника, все примерно одинаково.

«А может быть, только принято считать, что одинаково…», – мелькнула мысль.

Как бы там ни было, в случае боли для передачи информации об ощущениях вполне достаточно слов о том, что больно оттого, что укололся, ударился, порезался, обжёгся и тому подобное.

Боль заставляет обратить внимание на информацию о своём теле, а не об окружающем мире. Но в то же самое время, от боли хочется поскорее избавиться, а не заниматься изучением тонкостей ощущений.

– Ну? – Радный прервал Ирины изыскания.

– По-моему, это невозможно! – воскликнула Ира, открывая глаза и отдергивая руку от дверцы.

– Верно. Заметьте, ничего запредельного! Доступное всем и каждому действие. А… – Радный развел руками, на мгновение оторвав их от руля. – Вот это, Ира, и есть эзотерика. То есть, Тайное Знание.

Тайное Знание – тайное не потому, что его кто-то от кого-то скрывает, а потому, что его невозможно с полной точностью выразить в словах.

Для человека же слова, к сожалению, единственный доступный способ передачи информации.

Безусловно, заявляя сие, я не совсем прав. Но все остальные способы передачи информации, возможные для людей, по сравнению с устной и письменной речью занимают мизерное место и, соответственно, не оказывают такого существенного влияния, как речь. Так что ими, в ДАННОМ СЛУЧАЕ, вполне МОЖНО ПРЕНЕБРЕЧЬ, как говорят светлые умы, изучающие так называемые естественные науки.

Впереди показалось Краснодарское кольцо, забитое машинами. К счастью движущимися и очень даже бодренько. Однако именно из-за бодренького движения, попасть в его спасительный круговорот казалось проблематичным

Радный со сноровистостью опытного водителя справился с этой задачей легко, однако до выезда на относительно свободную Пластунскую в салоне воцарилась тишина.

– Стас, – первой нарушила её Ира.

– Я слушаю.

– А Женя видел тогда Пэфуэма?

– Ира, это – его СУГУБО ЛИЧНОЕ. Так что Вам придётся об этом спросить у него самого. Я же, со своей стороны, смею предположить, что видел.

– Меня это интересует, потому что он – что мне кажется странным – всегда отрицательно реагировал на всё, что с Пэфуэмом связано.

– В смысле?

Ира догадывалась, что Радный лишь прикидывается, будто не понимает, о чём речь, но принялась за уточнения:

– К примеру, когда я ему показала чешуйку Пэфуэма, ещё не догадываясь, точнее, не смея догадываться, что это такое, он аж в лице поменялся и настоятельно порекомендовал её выбросить. И когда я вернулась, он говорил о драконах далеко не в лестных красках.

– Ира, надеюсь, Вы не считаете, что действия и реакции Жени продиктованы чем-то иным, кроме его собственной воли?