Чума на его голову
Шрифт:
– Я купила платье и знаю, как себя вести, так что не беспокойся, – ответила без кривляний, глядя прямо в глаза. – Ты и домой приехал, кажется, только для того, чтобы убедиться, что я подчинилась твоему требованию.
– Я приехал домой, чтобы немного отдохнуть, – мрачно парировал он, опустившись на диван.
Да, вид у Демида был знатно измученный.
– Это всё из-за последнего дела? – предположила, рассматривая уставшее лицо. – Я видела репортаж и читала статью в газете. Но от этого по-любому нереально отгородиться, у нас в офисе каждый первый обсуждает этот процесс, строя предположения одно
– Нет, Саш. У него нет никаких шансов. Если потребуется, я буду дневать и ночевать в суде, но ему не удастся отвертеться.
– Он очень изворотливый и хитрый, – поделилась своим впечатлением, – но ты легко с ним справляешься. Наверное, это жутко, понимать, что попадешь в тюрьму? Ты об этом задумывался? Видимо, это ужасно – выступать на стороне обвинения и отправлять людей в заключение на долгие годы?
– Гораздо страшнее знать, что у людей обманом выманили все, что они заработали своим трудом, – возразил Демид. – Я смотрю на лощеную физиономию этой сволочи и вижу лица тех, кого он обманул. Эти люди приходят в суд каждый день. Они совершенно потеряны. Некоторые лишились не просто денег, они фактически стали бомжами и не знают, где жить. А ты считаешь именно меня бесчувственной машиной?
– Я несколько раз прочитала статью о том, как умно ты ведешь дело. И ни в коем случае тебя не осуждаю. Давай не будем ссориться, Демид. Тем более, что сегодня наш последний вечер.
– Почему последний?
– Потому что завтра всё изменится. Состоится твоя помолвка.
– Ну и что в этом особенного? – взглянул он скептически. – Я ведь не уезжаю куда-то далеко. Это всего-навсего помолвка.
– Всего-навсего?
Не знала, то ли плакать, то ли смеяться. Настолько была шокирована.
– Это самое важное событие в жизни, не считая свадьбы, – произнесла убежденно.
– До свадьбы еще далеко.
– Почему? – впилась в него взглядом.
– А разве тебе не все равно? – Гадаров неожиданно поднялся и подошел ближе. – Или ты хочешь, чтобы я поскорее женился и уехал?
– Нет, не хочу, – отвернулась, глядя в окно, но ничего за ним не замечая. – Мне почему-то больно. Олег Николаевич говорит...
– Ах, Олег Николаевич, – вспыхнул Демид и развернул меня к себе. – Ну и что же он там говорит?
– Он говорит, что я, возможно, ревную, потому что теряю тебя... – сорвалось с языка, о чем мгновенно пожалела. Это было лишним и хотелось исправиться. – Ну, теряю, как взрослого человека, который обо мне заботился… Как тогда, когда погибли мои родители… Но ведь это не одно и то же, верно?
– Совсем не одно и то же, – резко оборвал Демид. – По-моему, твой начальник сует нос не в свое дело.
– Я так ему и сказала.
Мой ответ явно удовлетворил, и Гадаров тут же сменил тему:
– Ты придешь на помолвку с Артемом?
– Наверное, – пожала плечами. – Он больше никого не приглашал.
– И не пригласит. Он же без тебя и дня прожить не может, ты же свет его очей, – повторил он фразу, однажды ляпнутую младшим братом. – Ну, пока. Увидимся у Беловых.
Демид ушел, а я так и осталась сидеть в кресле, размышляя о том, почему у меня никогда не получается просто поговорить с ним. Без
обдумывания каждой фразы, без страха нарваться на упрек, без желания куснуть в ответ. Ведь с Артемом я не испытывала таких напрягов и могла болтать часами.В какой-то миг подумала, что вернулись прежние времена, но вновь ошиблась. Предстоящая помолвка не повлияла на настроение Демида. Он все еще мысленно был в суде. Я жалела, что вспомнила про Рублева, следовало внимательнее следить за языком. Вот и на помолвке фиг расслабишься, постоянно придется быть собранной и соответствовать уровню мероприятия. Алла Евгеньевна, как пить дать, глаз с меня не спустит и будет следить орлиным взором за каждым шагом.
Вот и подумай: виделись с ней всего однажды, а неприязнь возникла сразу и обоюдная. Тоже мне золотая макрель.
Слава Богу, что есть Артем. Моя палочка-выручалочка. По крайней мере, вдвоем мы всегда сможем с ним пошушукаться и отвести душу, если станет совсем уж сложно переваривать общение со всеми этими «сливками общества».
Кошмар!
А ведь раньше я так гордилась тем, что легко ладила с людьми. Я не боялась выступать перед скептически настроенным правлением целой кампании, но, однозначно, страшилась какой-то вип-вечеринки.
Да чтоб их всех!
Меня обуяла злость. На себя, а еще больше – на Демида. Я – взрослый, самостоятельный человек, у меня есть свои права. И мне нечего и некого бояться. Я пойду на этот чертов прием и буду на нём блистать.
Дав себе мысленную установку, поднялась в спальню и, переодевшись в халат, уселась перед зеркалом. Желания читать или смотреть телевизор не было, я просто сидела и разглядывала свои волосы в отражении, вертя в руках расческу.
Когда в дверь постучали, думала, что это Людмила пришла поболтать, поэтому, не оборачиваясь, крикнула:
– Войдите!
И чуть не грохнулась с банкетки, увидев в зеркале Демида. Без труда прочитав изумление на моем лице, он криво усмехнулся:
– Судя по лицу, ты ожидала Артема?
– Нет, я решила, что это твоя мама, – поправила без улыбки. – Если бы я думала, что это твой брат, сказала бы, что уже легла. У меня нет настроения веселиться… Но и выслушивать твои нотации я не расположена.
– Я пришел извиниться, – Демид прикрыл дверь и прислонился к ней спиной. – Я не имел права выплескивать на тебя свое плохое настроение.
– У тебя плохое настроение? – я действительно удивилась. – Но почему? Ведь завтра у тебя важный день.
– Разве?
Демид качнул головой и развернулся к выходу. Боясь, что он сейчас уйдет, подскочила следом.
Может, я вновь придумывала то, чего нет, но мне казалось, будто он впервые в своей жизни молча взывал ко мне о помощи, а я не знала, как поступить.
– Конечно, Демид, – произнесла уверенно. – Помолвка – важный шаг. Она означает, что ты вручаешь свою жизнь женщине, которую любишь. Помолвка – это как жест верности, своего рода обещание.
– А что, если я не могу дать такого обещания? – спросил он вдруг.
– Тогда тебе не следует обручаться, – выпалила, нахмурившись.
Ответ Гадарова настолько ошеломил, что я зависла в размышлениях. Он же никогда не был кобелем и донжуаном, кто менял женщин, как перчатки. Ну не могла же я не знать его до такой степени.