Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Попрошу, попрошу! — противным голосом пробивал проход для себя и Смирнова Поземкин, энергично помогая голосу руками. Помогло. Они прошли сквозь стену.

Было все-таки оцепление, было. Три милиционера героически сдерживали осаду полукруга у заднего борта скотовозки.

В полукруге находились два гражданина в штатском с непроницаемыми лицами и водила, по всей видимости, данной скотовозки, на лице которого, наоборот, играла и переливалась гамма чувств от «Господи, что же это будет?» до «Пропади все пропадом».

В кузове находились, судя по атрибутам, медэксперт и фотограф. Смирнов направился к ним. Его остановил голос одного из штатских:

— Кто вы такой, гражданин?

Смирнов остановился, обернулся. Еще довольно молодой гражданин, одетый даже с некоторым щегольством, по-начальнически подозрительно смотрел на него.

— Смирнов, — доложил он и продолжил путь.

Гражданин не унимался, достал его саркастическим вопросом в спину:

— Тот самый чудо-сыщик из Москвы, которого рекомендовал сам Георгий Федотович?

— Тот самый, — подтвердил Смирнов и глянул через борт.

Не живых людей испугались овцы. Они боялись мертвого.

Труп лежал на боку. Лица его не было видно, потому что обращен он был к Смирнову затылком. И крови особо видно не было, мало было крови. Но что видно было хорошо, так это штырь, или как она там называется, эта хреновина из железа — заостренная с двух концов, с зазубринами, которой сплавщики скрепляют бревна. Штырь пробил человека, лежавшего спиной к Смирнову, насквозь и высовывался из этой спины сантиметров на сорок.

— Насмотрелись? — вежливо поинтересовался сверху медэксперт и, усмотрев в движении смирновской макушки подтвердительный кивок, сообщил кому-то из тех, кто в полукруге: — Можно забирать.

И спрыгнул на землю. Вслед за ним маханул через борт и фотограф. Находившиеся в полукруге, включая Поземкина и исключая водилу, теперь образовали кружок, в который еще молодой щеголеватый гражданин заманивал, протягивая руку, и Смирнова.

— Александр Иванович, кажется? Давайте познакомимся. Я — районный прокурор Савостилов Владимир Владимирович. Это — следователь Трунов Сергей Сергеевич, это — доктор Иван Герасимович, это — фотограф Федя.

Смирнов жал руки всем, знакомился.

— Что вы на это скажете? — задал бездарный вопрос следователь.

— Ничего не скажу, — моментально отреагировал Смирнов. — А вот если Владимир Владимирович разрешит, вопросы задавать готов всем.

— С кого начнем? — разрешая, полюбопытствовал Владимир Владимирович.

— Со всех сразу. Труп опознан?

— Пока нет, — ответил следователь.

— Теперь вопрос медицине… — начал было Смирнов, но прервался, потому что труп спустили с машины и уложили на носилки. И на носилки боком: штырь мешал. Смирнов присел на корточки, заглянул в мертвое лицо, рассмотрел руки. Даже смертельный покой не смог скрыть былой живой сути мертвеца: жестокое лицо грубого человека.

— Так можно? — нетерпеливо осведомились санитары.

— Несите, — распорядился доктор и, глядя, как санитары с трудом запихивали носилки, опять же мешал штырь, в санитарный автомобиль, напомнил Смирнову: — Вы хотели задать мне вопрос, Александр Иванович.

— Несколько вопросов, — уточнил Смирнов. — Вопрос первый: сколько уже он — труп?

— Точно скажу, когда вскрою. А так, по внешнему виду, по погоде, часов, я думаю, от восьми до пятнадцати.

— Да… Разброс, — выразил неудовольствие Смирнов.

— Сокращу, — пообещал доктор Иван Герасимович.

— Крови почти что нет, — приступил к следующему вопросу Смирнов. — Его что — сначала прикончили, а потом проткнули? Или истек он где-нибудь в другом месте?

— Тоже вопрос на засыпку до вскрытия. Не знаю.

— А что знаете?

— Знаю, что он не сопротивлялся.

— Следовательно, неожиданное нападение?

— Это уж следователю и вам, милиционерам, разбираться, — решил Иван Герасимович. — Вопросов больше нет ни у кого?

— Пока нет, — сказал Владимир Владимирович.

— Тогда я поеду. Дел — выше головы, — доктор небрежно отвесил общий поклон и направился к белым халатам. Белые халаты полезли в салон к покойнику. Иван Герасимович сел рядом с шофером, и санитарная машина, уверенно раздвигая толпу, двинулась к районной больнице.

Зеваки стали разбредаться, твердо понимая, что сегодня больше уже ничего завлекательного не покажут.

— Ты его нашел? — спросил Смирнов у беспокойного шоферюги.

— Я, — проглотив комок в горле и мелко-мелко покивав, признался шофер.

— Где его трепать будем? — обратился к правоохранительной общественности Смирнов.

— У Поземкина, — решил прокурор.

Овцы, ощутив отсутствие смерти, оживились, подошли к борту, не зная, что через несколько часов люди и их превратят в трупы.

— Ну, пошли, — приказал шоферу Поземкин.

Мелкой гурьбой тронулись. Но женский голос сверху остановил их. На середине деревянной лестницы, ведущей к закусочной, стояла буфетчица Матильда.

— Я знаю его, — сказала она.

— Меня? — спросил шофер удивленно.

— Убитого, — уточнила Матильда. — Вам это интересно?

— Очень, — признался Смирнов. К нему и стала обращаться Матильда. Видимо, приезжему она доверяла больше, чем местным:

— Это Власов Николай. По кличке «Крыса».

— Из блатных? — быстро спросил следователь.

— С другой стороны, — ответила Смирнову Матильда. — Лагерный вертухай.

— Официально опознать можете? — опять встрял следователь.

Теперь ему ответила Матильда, ответила, издевательски и высокомерно глядя в лицо:

— Не я одна. Его бывший начальник — комендант вашего главного дома. Вот он пусть официально и опознает. А я — неофициально. Извините, пожалуйста, меня посетители ждут.

Она поднималась по лестнице, а у закрытого ею входа в закусочную действительно ждали человек пять, жаждущих неспешно выпить и подробно за стаканом обсудить случившееся.

— Если понадобится, повесткой вызову, — успокоил себя непонятно чем обиженный следователь. — Пошли к тебе, Гриша.

* * *

Отделение милиции располагалось в старинном, наверное, купеческом, доме — деревянный верх, каменный низ. Для милиции весьма удобно: вверху — кабинеты и дежурная часть, внизу — КПЗ.