Чума
Шрифт:
В общем, думало руководство не долго. Уже через час к нам во флигель примчался курьер. Курьером, кстати, оказалась стройная и весьма миловидная барышня. Зеленый армейский мундир был ей к лицу. К сожалению, вручив профессору запечатанный конверт, барышня по военному отсалютовала и тотчас вихрем умчалась прочь.
Профессор нетерпеливо вскрыл депешу и, быстро пробежав текст глазами, гневно вопросил:
– Да что они там себе думают?!
На самом деле, всё, что они там надумали, было четко и ясно изложено в приказе. Охрану экспедиции надлежало усилить, а профессора из нее совсем изъять. Во избежание. Более того, профессору отдельным приказом - в конверте их оказалось два - так и вовсе категорически
Тем не менее, профессор оставался руководителем экспедиции и как таковой нёс полную ответственность за ее результат. Уж что-что, а переложить ответственность штабные умели как никто другой. Ну а поскольку сам профессор оставался в городе, в состав экспедиции надлежало включить его представителя. Надо ли говорить, что этим представителем оказался я?
Уж не знаю, выглядел ли я более ответственным, или наоборот, это Факелу доверили более ответственный пост по обеспечению безопасности профессора, но в приказе был указан не просто "представитель", а именно "координатор миссии унтер-офицер Марков (Глаз)".
– Чтоб им всем пусто было!
– в сердцах бросил я.
Ответственность за других - это то, что я ненавижу еще больше, чем холодную манную кашу. А этих других в намеченном предприятии хватало. Помимо меня в состав экспедиции был включён отряд из корпуса Дальней разведки, что просто отлично, ибо у этих ребят нюх на демонические каверзы; и рота штурмовиков, что столь же плохо, ибо командовала ими капитан Алексеева. Я уже имел сомнительную честь сражаться вместе с ней и расстались мы тогда, прямо скажем, не лучшим образом.
Сильно сомневаюсь, что Алексеева будет счастлива возобновить наше знакомство. Я-то уж точно не буду счастлив. Не то чтобы я до сих пор был на нее зол, но ее стиль руководства, или, выражаясь высоким научным стилем, модус так ее растак оперенди, прямо-таки гарантировал серьезные проблемы. По весне в Нарве она так лихо спасла колонну беженцев, что потом половина города осталась лежать в руинах, а мы с Факелом выбрались оттуда буквально чудом.
К сожалению, нынешний приказ подписал генерал-губернатор Севастополя лично. Тут не то что у меня, даже у профессора никаких шансов его оспорить. То есть, он мог хотя бы пойти и попытаться, но по опыту их прошлой встречи - лишь попусту потерял бы время.
– Ну что ж, - сказал профессор, примиряясь с неизбежным.
– Тогда слушайте внимательно, господин Глаз.
И он сходу начал читать мне пространную лекцию, призванную перегрузить в мою голову все знания, которые, по мнению профессора, могли пригодиться в этой экспедиции. Думаю, студенты проходили всё это лет за пять учёбы в университете плюс пару лет практики. Я же, увы, даже не все слова понимал. Хотя, валяясь в госпитале в Петрограде, немало мудрёных определений заучил, благо там у меня соседом по палате лежал профессор еще посолиднее нынешнего. С его подачи я даже знаю, что такое валентность.
Это, к слову, способность атома поддерживать определенное количество связей одновременно. Вот взять, к примеру, очищенный болотный газ, который крутит турбины наших дирижаблей. В нём один атом углерода связан сразу с четырьмя атомами водорода. Представьте себе парня, у которого были четыре любовницы одновременно, все про всех знали, и никаких скандалов. Вот так на уровне атомов болотный газ и выглядел.
У моего мозга валентность к наукам тоже имелась, но, Господи, не в такой же концентрации! Между прочим, по той же валентности всякий перебор уже не в кассу и, возвращаясь к нашему примеру, пятая водородистая девица к углероду не прицепилась бы никаким Макаром, будь она хоть трижды раскрасавица. Да и к латыни у меня валентность стремилась практически к нулю, а профессор ею сыпал как из пулемета.
– Думаю, для первого
раза достаточно, господин профессор, - сказал я, когда удалось вставить паузу так, чтобы это не выглядело будто бы я перебиваю.– Основную мысль я понял.
– Надеюсь, - ответил профессор, и тяжко вздохнул.
Думаю, под этом вздохом подразумевалось "но сомневаюсь". Даже, пожалуй, "сильно сомневаюсь". Однако вслух он лишь попросил по возможности добыть образцы всего, что получится захватить, и доставить их в город. Я пообещал, что постараюсь. Впрочем, образцы вначале следовало отыскать, и с этим я отправился на встречу с разведчиками.
Считалось, и небезосновательно, что Корпус дальней разведки по численности не слишком уступал армии, однако большинство его оперативников постоянно находилось, как говорится, "в полях". При таком раскладе казармы им, понятное дело, без надобности. Однако базироваться где-то надо, и у разведчиков в каждом городе было своё бюро. По крайней мере, так они его называли. Официально-то оно именовалось городским центром Корпуса дальней разведки, а выглядело обычно как наши вербовочные пункты. Но где бы я ни бывал, повсюду этот центр именовался "бюро", и никак иначе. Казалось бы, совсем не подходящее для военного объекта название, а вот прижилось.
Севастопольское бюро располагалось в здешнем Гостином дворе, на берегу Артиллерийской бухты. Набережная, как и в Петрограде, была каменная, но вдоль нее тянулась узкая зеленая аллея. В Севастополе осень еще не успела полностью вступить в свои права, и деревья неохотно меняли зеленую летнюю форму на желто-красную осеннюю. Почти идиллическая картина, которую лишь немного смазывали пулеметное гнездо над главным входом и знаки, показывающие, где следует укрываться при налете горгулий. Пулеметчика я в гнезде не заметил, но не сомневаюсь - при необходимости он появится там очень быстро.
У бюро был отдельный вход с мраморным крылечком и кованными ажурными перилами. Табличка на двери извещала, что открыто круглосуточно. Я вошел. Над головой тихонько звякнул колокольчик. Внутри располагался просторный холл с портретом Его Величества в тяжелой золоченной раме. Под портретом стояла невысокая конторка из красного дерева. За ней сидела симпатичная барышня в строгом черном платье. Судя по взгляду, которым она меня встретила - секретарша.
Только у секретарш бывает такой взгляд, одновременно как бы приветливый, но такой строгий, что Цербер бы позавидовал. Мол, добро пожаловать, конечно, но если вы не по делу, то выметайтесь-ка отсюда подобру-поздорову! У меня прямо с порога возникло такое впечатление, будто бы я не в бюро разведчиков зашёл, а к гражданскому адвокату. Причем, судя по убранству холла, не к рядовому, а к какому-нибудь мэтру, к которому и Его Величество не чурался время от времени заглянуть по заковыристому юридическому вопросу.
– Чем могу служить, господин инквизитор?
– поинтересовалась секретарша.
– Унтер-офицер Марков, - отрекомендовался я.
– Мне назначено.
Точнее, я прибыл для проведения инструктажа, но в такой обстановке сухой армейский лексикон показался мне неуместным. Здесь следовало произносить "будьте так любезны", "мне назначено" и прочие высокопарные фразы из подзабытой мирной жизни.
– Могу я увидеть ваши документы?
– спросила секретарша.
Она не удовлетворилась пропуском, а со всем тщанием изучила все мои бумаги, да и на меня то и дело посматривала. Под ее пристальными взглядами я уже начал чувствовать себя мелким жуликом, который вознамерился просочиться в благородное собрание. Казалось, вот-вот появятся дюжие лакеи в красных ливреях - почему-то мне сразу подумалось на красный - и со сдержанной вежливостью попросят меня проследовать вон. Однако секретарша лишь кивнула, возвращая мне бумаги, и вышла из-за конторки.