Чужестранцы
Шрифт:
Он был уже возле беседки, когда чьи-то голоса заставили его вздрогнуть. Он инстинктивно замер на месте.
Где-то тявкала собака, и стучал в чугунную доску караульщик. А вблизи, почти рядом, скользили две человеческих тени и вполголоса разговаривали:
– - Лена! Скажи правду: ты все-таки немного увлекалась этим лохматым художником, а?
– - Да клянусь тебе, -- нет! Это был просто маленький каприз... А потом я сердилась на тебя и хотела тебе отомстить...
Лена? Какая Лена? Она?
Сердце Евгения Алексеевича забило тревогу, в глазах потемнело... Потемнели вдруг и небо, и звезды на нем: прозвучал поцелуй
– - Люблю! люблю! люблю!
– - страстно шептал женский голос.
– - Ха-ха-ха! Браво!
– - неестественно громко расхохотавшись, закричал Евгений Алексеевич.
На мгновение сделалось тихо, а потом резкий, металлический голос Волчанского произнес отчетливо:
– - Шпион!
И тени скрылись...
Евгений Алексеевич швырнул из рук пунцовую розу. Пошатываясь, добрел он до первой лавочки и, опустившись на нее, закрыл лицо руками и застыл...
В доме плясали. Звуки вальса долетали сюда, глухие и нежные. Собака тявкала где-то. Коростель скрипел за Волгой...
XXII.
Со дня своих именин Захар Петрович начал усиленно думать о службе. Глафира Ивановна, заметив в муже небывалый интерес к земским начальникам, удвоила свои натиски. Благодаря этим натискам, Захар Петрович уже несколько раз садился писать прошение, однажды надевал даже фрак, чтобы лично представиться губернатору и просить о месте. Попытки эти, впрочем, до конца не доводились: то окажется, что в сочиненном прошении стоит "c" на том месте, где приличнее было бы поместиться "е", и наоборот, то в заключение ляжет на бумагу рядом с росчерком чернильная клякса; на фраке не оказалось пуговиц, а фрачные панталоны -- настолько узкими, что вызвали искреннее удивление Захара Петровича, перешедшее вслед затем в недовольство Глафирой Ивановной.
– - У вас вечно нет пуговиц!
– - сказал он раздраженно жене.
– - Это у вас, Захар Петрович, -- спокойно возразила Глафира Ивановна.
– - Это называется -- жена!
– - Напрасно думаете, что жена существует для пуговиц...
Захар Петрович так рассердился, что когда фрак был приведен в надлежащий вид, а панталоны найдены другие, не пожелал уже больше снова одеваться и отложил дело до следующего приемного дня.
– - Захар!
– - Что еще там?
– - Сегодня тебе -- к губернатору!
– - напомнила Глафира Ивановна.
– - Знаю, без вас знаю!
– - с болезненным стоном ответил Захар Петрович и добавил:
– - Острый нож для меня эти официальные визиты! Комедия!
– - Ждешь, когда сами пригласят?
– - уколола Глафира Ивановна.
Захар Петрович сейчас же нашел себе дело по хозяйственной части, стараясь избавиться от этой "комедии".
– - Гаврила?
– - спросил он, выйдя на двор.
– - Здеся!
– - Что у тебя каретник растворен?
– - Для свету, барин. Пролетку мою.
– - Ну мой, мой!..
Захар Петрович пошел в каретник медленной, ленивой поступью человека, которому некуда девать время. Здесь, остановившись около работавшего Гаврилы, Захар Петрович смотрел и покуривал папироску.
– - А ведь это, Гаврила, кажется -- дыра?
– - Где дыра?
– - тревожно спросил тот, переставая работать.
– - Да вот
здесь, в коже.– - Дыра-то дыра, да она махонькая, никакого внимания нестоящая.
– - У вас, дураков, всегда так: у вас все господское добро никакого внимания не стоит!..
– - Зачем же, Захар Петрович? А что касаемое дыры, так она, барин, прошлогодняя... Вы в прошлом году ругали уж меня за нее.
– - Ну что ты врешь? Зачем врать?.. Осторожней! Олухи! Дай-ка сюда тряпку!
Захар Петрович взял у Гаврилы тряпку и начал любовно поглаживать ею свою пролетку.
– - Вот как надо. Легонько! Бережно!..
А Гаврила стоял и, ухмыляясь, смотрел на барина.
Провозившись часа полтора около пролетки, Захар Петрович, красный и потный, возвратился в комнаты.
– - Захар!
– - Что еще?
– - Ты не забыл о губернаторе?
– - Уф! Видишь, я весь мокрый! Надо же остыть немного...
А когда Захар Петрович "остыл", и жена снова напомнила ему о губернаторе, -- он посмотрел на карманные часы и сказал:
– - Кто же, матушка, в такое время ходит к губернатору? Теперь уже скоро два, надо одеться, идти, -- будет три...
– - Что же ты думал раньше?
– - Хоть разорвись: и туда, и сюда... везде один поспевай. Сущая каторга. Целый день на ногах... Анатолий! Опять стоптал сапог? Я тебе что говорил, а?
Последовал звонкий шлепок и затем гнусавый рев Анатолия.
– - Через два месяца покупай им сапоги! Это... Это что-то удивительное! Из рук вон! Хоть бы ты немножко присмотрела за ними. Не могу же я, матушка, везде -- один...
– - Полноте вам, Захар Петрович, пустяки-то говорить!.. Один! Один! Тьфу!..
– - Не харкайте, пожалуйста, Глафира Ивановна!.. Не забывайте, что вы -- моя жена...
– - Какая честь! Скажите пожалуйста! Вы лучше не забывайте, что вы мой муж...
– - К сожалению, Глафира Ивановна, это так...
– - Тьфу! Не смотрела бы!
– - Сделайте такое одолжение!..
И Захар Петрович удалился от людей. Теперь у него было еще одно дело по душе: он завел большую тетрадь, озаглавил ее "К сведению и руководству" и, просмотрев хранившийся у него "Гражданин" за два последних года, вырезал и аккуратно подклеил на листки этой тетради все статьи и заметки, касающиеся, прямо или косвенно, земских начальников; затем он уже не пропускал текущих номеров газеты и своевременно подклеивал свежие новости. Этим делом Захар Петрович увлекся и посвящал ему иногда целые вечера, стараясь усовершенствовать и систематизировать подготовляемое им руководство. Расположив сперва материал в хронологическом порядке, Захар Петрович нашел потом, что удобнее разбить его по отдельным группам; пришлось расшивать объемистую тетрадь, разбирать вырезки и снова сшивать. В тетради появились заголовки: I функции, II розги и кабак, III циркуляры и проекты, IV нравственность крестьян, V письма с поля действия...
Глядя на корпящего по вечерам над газетным хламом мужа, Глафира Ивановна чувствовала душевное спокойствие, отраду и старалась не нарушать занятий мужа. К этому любимому делу Захар Петрович прибегал всегда и в тех случаях, когда его выводили из терпения жена или дети. Ушел он и теперь. Выйдя из кабинета только пообедать, Захар Петрович сейчас яге снова удалился и сел за газеты.
– - Отнесите Захару Петровичу чай в кабинет!
– - Толя! Коля! Не кричите и не бегайте: отец занимается...