Чужие-III (Наш мир - тюрьма)

Инстинкт самосохранения заставил Голика нахмурить лоб, выискивая в этом плане изъяны.

– Ну, выглядит все это хорошо... Но чего ради он туда побежит? Ты что, снова собираешься выкуривать его какой-то адской смесью, преподобный?
– наконец сказал он.

Дилон молча покачал головой.

– Ага... И то слава Богу - второго пожара мы не переживем, - сказал Голик с явным облегчением.
– Но тогда что же все-таки? Что заманит его в металлоприемник?

Рипли почувствовала, что это надлежит объяснять уже ей:

– Ты сказал - заманит... Вот именно. А что приманивает? Приманка... она горько вздохнула.

Голик быстро глянул на нее - будто ударил взглядом наотмашь. И продолжал, демонстративно обращаясь не к ней, а к Дилону:

– Так. Ну и что же будет приманкой?

Вместо ответа Дилон все так же молча, неотрывно продолжал смотреть ему в глаза сквозь простую оправу очков.

– А-а-а, дьявол!
– буквально взвыл Голик, подпрыгивая на месте. Он догадался.

И все остальные тоже догадались одновременно с ним. А догадавшись молча переглянулись, скованные ужасом.

35

Приманкой может быть не "что", а "кто". В их условиях - только живое человеческое тело.

– ...Огонь у нас тоже будет, - убеждал Дилон, мерно расхаживая перед своей паствой.
– Да, огонь у нас будет, но на сей раз не в виде горящего потока, а в виде факелов. И не позади зверя теперь он будет пылать, а позади каждого из нас, прикрывая отход. Так что...

Дилон выдержал паузу.

– Так что мы выходим отнюдь не на верную смерть. Да, мы отправляемся на опасное дело, и при неудаче каждому и впрямь грозит гибель. Но это, согласитесь, не одно и то же!

– Слушай, преподобный, - не удержался кто-то от вопроса.
– Вот бежим мы в сторону ванны, он гонится за нами, остальные братья закрывают боковые проходы, чтобы ему было некуда свернуть, - это все ясно. Но ты мне скажи, как ты думаешь провести последний этап? Кто его заманит непосредственно в тупик, в металлоприемник? Среди нас все-таки есть один смертник, да?

– Это уже не твоя забота, брат, - отвечал Пресвитер с какой-то ласковой угрозой.
– Можешь мне поверить - все продумано. Все - до последней мелочи!

– А...
– начал было, но сразу осекся тот же голос.

– Что еще?
– переспросил Дилон с увеличивающейся долей угрозы.

– Да нет, ничего. Просто я подумал: чтобы приготовить расплав, уйдет не меньше часа. Он за это время не пробьется? Ну, дверь толстая - так через потолок... Найдет, чего доброго, лаз где-нибудь под печью...

Дилон усмехнулся:

– На этот счет можешь не волноваться. Мы с Морсом и Кевином, установили печь на нагрев уже давно. Задолго до того, как вас, умников, уговаривать начали...

По рядам сидящих прошел короткий смешок, выражавший скорее восхищение, чем что-либо иное.

Внезапно еще один из сидящих робко поднял руку, словно школьник на уроке.

– В чем дело?
– Дилон всмотрелся. Лицо у того было измазано сажей, видно, еще не отмылся после пожара. Поэтому Пресвитер опознал его только по необычной, гражданского вида, кепке. Это был Дуглас Уинтерборн, самый младший из заключенных. Он попал в тюрьму непосредственно перед ее расформированием, а попав - сразу же примкнул к исповедующим Веру, так как больше чем кто-либо нуждался в духовной поддержке. Тогда ему было всего семнадцать лет и он выглядел как "мальчик из приличной семьи", по ошибке попавший к уголовникам. Да, в сущности, он и был таким... С тех пор прошли годы, но для старожилов колонии он так и оставался "сынком".

– Так в чем дело, Дуг?
– спросил Дилон с едва уловимой теплотой.

– Вот ты говоришь, что у нас будут факелы...
– "ты" он говорил Дилону еще с некоторой запинкой, воспринимая его как старшего, - но скажи... скажи, ты уверен, что факел поможет?

Ответа напряженно ждали все. Дуглас явно попал в самое больное место.

– Видишь ли, Уинтерборн...
– Дилон словно просмаковал благородно звучащую фамилию.
– Говорят, что убиенные на поле брани сразу же предстают перед престолом Господа... Так что тот из нас, кто умрет, держа горящий факел в руке, никогда не увидит полыхания адского огня. А это ведь очень возможно, несмотря даже на Веру, - если вспомнить, какую жизнь мы прожили...

Голос Дилона окреп.

– Во всяком случае, сам себе я не мог бы пожелать лучшего конца... Ну, понял меня, малыш?
– Он легонько сдвинул Дугласу козырек кепки с бровей на глаза.
– Все мы умрем... Вопрос только в том, как мы покинем этот мир: стоя, как люди, или на коленях, умоляя о пощаде?

Все не отрываясь смотрели на Дилона.

– Нет! Мой Бог - Бог молитвы, а не мольбы! Я никогда не молил никого и ни о чем! Никогда меня никто не щадил, не помогал, не давал ничего бескорыстно... Так что к дьяволу этого зверя! Будем бороться!

– Будем бороться!
– хором подхватили все.

В руках у Пресвитера все еще был топор. Но теперь он вновь напомнил Рипли посох епископа...

36

– Ладно! Чего уж... все равно помирать!

Кто сказал это? Рипли не успела рассмотреть... Но кто бы это ни был, он выразил общее мнение.

Дилон и Рипли украдкой следили за Голиком, ожидая с его стороны очередной выходки. И эта выходка действительно последовала, но была она все-таки неожиданна. Во всяком случае, для Рипли.

До отказа растянув губы в улыбке-оскале, Голик вдруг рванул ворот робы (пахнуло запахом прелой ткани и несвежего тела) так, что посыпались пуговицы. На волосатой груди сквозь слой грязи виднелась непристойная татуировка.

– Эх-ма! Раз живем - раз умираем!
– все еще держа на лице жуткую ухмылку, он бесшабашно-отчаянным движением бросил шапку об пол.
– Ну так поджарим же наконец эту падлу! Преподобный - раздавай факелы!

Рипли с облегчением перевела дух. Однако Дилон, похоже, не разделял ее чувств:

– Смотри у меня, Ян... Вспыхнул - так гори, а не прогорай!

И - как это уже было недавно - всех разом охватила неистовая жажда деятельности. Люди с грохотом переворачивали пустые бочонки, ища в них остатки горючего, а потом рвали на полосы одежду и простыни. Обмотав этими лоскутами железные стержни, они пропитывали образовавшуюся матерчатую обмотку оставшимся топливом. Вскоре у каждого был факел, а в углу горкой высились запасные. Впрочем, было еще неясно, удастся ли ими воспользоваться...