Чужие. На улице бедняков. Мартин Качур

В буфете рядом с залой его встретили приветственные крики. Ферян поднялся из-за стола.

— Мы уже думали, что ты не придешь, Качур! С большим трудом я разуверил их, что ты не консерватор, не подхалим и не доносчик. Садись сюда! Рядом со мною!.. Что с тобой?

Качур все еще был бледен и дрожал.

— Ничего, что-то нехорошо мне стало… А по какому поводу нынче этот праздник?

— По какому поводу? — засмеялся Ферян. — Разве все должно иметь повод? Просто вечеринка; каждый год она устраивается, и в этом году тоже… Ты все еще не можешь забыть те времена, когда каждому слову придавали значение.

В конце стола в табачном дыму сидел жупан, он весело глянул на Качура из-под черных бровей.

— Дурные времена вы пережили… они и теперь вас держат в плену.

Качуру стало неловко: в этом большом обществе он чувствовал себя маленьким и неуклюжим, потому он много пил.

— Нынче ты от нас не уйдешь, Качур! — говорил весело Ферян. — Расскажи нам, как ты жил, развеселись немного! Посмотри на нас — ведь мы все честные люди!..

— Оставь меня, Ферян! Не валяй дурака, слишком стар я!

Ферян наклонился к столу, выпустил густое облако дыма и внимательно посмотрел на Качура.

— А я думаю, что дело не в старости, Качур.

— А в чем же еще?

Ферян посмотрел на него, презрительно улыбаясь.

— Когда ты был молод и одинок, когда тебе это ничего не стоило, ты легко пахал…

Качур дрожащей рукой взял стакан и выпил его залпом. Ерин положил Феряну руку на плечо:

— Нет, Ферян… Ты не прав!

Ферян отмахнулся, вино уже разбирало его.

— Тогда, о! Молод, одинок — что ему будущее? Теперь же: господин священник! — и шляпа до полу. Господин жупан! — и поклон в пояс. Господин старший учитель — ха, знаешь, Ерин, этот мой приятель, Качур, почтил меня титулом «господин старший учитель», а ведь мы с ним на «ты», и я был дружкой у него на свадьбе!

Качур дрожал; кровь отлила у него от лица, резко проступили скулы.

— Ферян! Перестань!.. — умолял он дрожащим голосом. Глаза его налились кровью.

— Мы поняли, кто ты. Ты клерикал!

— Я? — удивился Качур и посмотрел на гостей.

— Клерикал! — засмеялся Ферян.

Пение в зале кончилось, и общество поспешило в буфет. Качур увидел свою жену рядом с кудрявым парнем, робкую учительницу с длинным козьебородым чиновником, услышал пискливый голос экспедиторши… но все это в каком-то колеблющемся тумане, как во сне.

В зале заиграла музыка, пары вставали с мест, встала и его жена. Он видел ее, не оборачиваясь.

— Ты не идешь танцевать? — улыбнулся Ферян.

Качур вытаращил на него глаза.

— Жена твоя танцует!

Качур молча продолжал пить.

— Ты тряпка! Тряпка! — поморщился Ферян и сплюнул.

— Кто тряпка? — спросил Качур тихим, хриплым голосом.

— Ты! Ты! — воскликнул Ферян, презрительно смеясь.

Качур медленно наливал вино, рука его тряслась, и вино лилось мимо стакана. Он обернулся к Феряну, глубоко вздохнул и произнес спокойным голосом:

— Нет, Ферян, это ты, ты подхалим! Ты тряпка!

— Ты что, не знаешь, с кем говоришь? — вскочил Ферян.

— С подхалимом! С подхалимом! Я помню все твои слова!.. Поменяй нас местами: себя и меня — и что получится? На сажень буду я выше тебя, да что на сажень, на сто саженей! Ты сегодня столп, — о жалкий столп! Не я ли своими страданиями создал тебе пьедестал, на котором ты стоишь? Ты был тряпкой, подхалимом и пьяницей, когда я в кровавом поту обрабатывал камень, на который ты так мужественно взгромоздился! Как ты сказал — кем нельзя быть человеку в теперешнее время?

Ерин смотрел на Качура ясными глазами и ответил:

— Социалистом!

— Верно! Бог знает, что это такое, но назло тебе, Ферян, я социалист! Тем, кем ты стал сегодня, я был пятнадцать лет назад! Почему? Потому что тогда за это нужно было страдать! Ты пожал плоды, которые я поливал собственной кровью… Вор!

Побледневший Ферян кусал губы. В зале смолк вальс.

— Ты видишь свою жену? — злобно спросил Ферян с кривой усмешкой.

— Какое тебе дело до моей жены? — ответил Качур сквозь зубы, не глядя.

— Я уже танцевал с нею.

Качур уставился на него стеклянными глазами.

— И я ее уже целовал… вечером, в день твоей свадьбы!

Качур поднялся, шатаясь, взял стакан и швырнул его Феряну в лицо.

Чьи-то руки схватили его, кто-то натянул на него пальто, нахлобучил шляпу на голову, и Качур очутился на улице.

Ерин держал его под руку.

— Я провожу вас… Вы правы… А Ферян пьян…

Качур вырвался.

— Убирайтесь! Никого мне не надо! Убирайтесь!

Ерин стоял в дверях и смотрел вслед Качуру, быстро потонувшему в темноте.

Задумчивый вернулся Ерин обратно. Заглянул в зал: Тончка танцевала с громко смеющимся, спотыкающимся Феряном…

III

Ферян и Качур сидели в учительской. Качур, сгорбившись, упирался руками в колени; его лицо землистого цвета было лицом старика, налитые кровью глаза тупо смотрели перед собою. Ферян, уже с порядочным брюшком, слегка поседевший, видимо, чувствовал себя неловко: он мял в руках какую-то бумагу и смотрел на стол.

— Друзьями мы были… — произнес он и бросил быстрый косой взгляд на Качура, — друзьями и приятелями. И, ей-богу, ничем серьезным не согрешил я перед тобой, и если и замешалась в наши отношения какая-нибудь глупость, мы ее, как полагается, загладили… Но, видите ли, господин Качур…

Их взгляды встретились, и ни тот, ни другой не опустил глаз.

— Дружба не может продолжаться вечно. Еще несколько лет назад я смотрел на вас так, как смотрел когда-то, в те далекие времена, когда вы стояли выше всех нас, когда мы надеялись, что вы… Но что говорить о прошлом. Меня не интересует, в каком политическом лагере вы находитесь сейчас, это ваше дело и ваша забота. Теперь я для вас старший учитель — и только.

«Что он еще скажет? — подумал про себя Качур. — Знаю, он скажет…»

— Я говорю об этом для того, чтобы вы ничего от меня не ждали… никаких поблажек. Это последняя поблажка: вместо того чтобы приказать, как следовало бы, я вам советую. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю, — тупо улыбнулся Качур.

Ферян поднялся, подошел ближе к Качуру, на его лице отразилось сочувствие.

— Ради бога, Качур, неужели тебе действительно ничем нельзя помочь?.. Издевайся над ними, смейся над читальней, над певческим обществом; будь, наконец, социалистом, анархистом или кем тебе угодно… только веди себя, как подобает порядочному человеку! К чему эти скандалы в школе? Ведь все это приобретает гласность… скоро напишут об этом! Явится крестьянин с палкой, сына которого ты избил… И это к тебе, проповеднику… прости! Разумеется, ты всегда пьян… Прошу тебя, пей, но ночью, когда никто тебя не видит, и вытрезвляйся к утру. Почему ты должен пить днем, да еще непременно с утра до вечера? Неужели тебе не стыдно… — Ферян закусил губу и сделал шаг назад. — Вы сами знаете, что я хотел сказать. Прошу вас руководствоваться этим, — добавил он более холодным тоном и протянул руку.