Чужое небо

– В глубокой отключке. Надолго, но отнюдь не навсегда, поэтому время ограничено. Идем! – она развернулась, взметнув связанными в хвост волосами, и устремилась вглубь коридора.

Не мешкая, Баки устремился за ней, не обернувшись ни разу на тела.

– Так что происходит? – догнав и поравнявшись с ней, Барнс повторил свой вопрос, как вдруг его пронзило догадкой, и он рассеянно помахал в воздухе рукой, пропуская сквозь пальцы легкую дымку. – Со мной-то все ясно, но почему газ на тебя не действует?

– Я ввела себе вещество, блокирующее действие компонентов газа. И это не сыворотка, если ты про нее подумал, - ее ответ механический. По-прежнему не глядя на него и не сбавляя шага, она продолжила идти вперед, минуя коридоры с напором танка, а Баки послушно следовал за ней след в след, как верный пес.

Они задержались у входа в лабораторию, где она сосредоточенно возилась с панелью электронного замка, от которого остался в итоге лишь искрящий спутанный ком разноцветных проводов.

– Ты знаешь, где найти одежду, - бросила она, на ходу рукой снося со стола все колбы, пробирки и стекла, тотчас разлетающиеся звенящей крошкой по полу. – Одевайся.

Следующие ее действия стали Баки вконец непонятны, потому что, пронесясь ураганом по лаборатории, разбив все, что в принципе разбивалось, она влетела в еще одно небольшое помещение, которое, Баки знал, было хранилищем. Чего – он никогда не задавался целью выяснить.

Здесь, достав с одной из полок большую походную сумку, она стала открывать многочисленные сейфы, горстями выгребая их содержимое. Деньги – скрепленные в пачки купюры: советские рубли, немецкие марки и американские доллары, дождем звенящие монеты. Документы: исписанные кириллицей и латиницей расписки и пропуска с чужими лицами на фотографиях, фальшивые советские, немецкие и американские паспорта.

От всего этого у Барнса медленно, но верно лезли на лоб глаза.

– Что происходит? – он не оставлял теперь уже гораздо более настойчивых попыток добиться объяснений, но она словно вовсе его не слышала, продолжая метаться туда-сюда. – Ты меня слышишь?

Ноль реакции.

– Диана! – Баки прикрикнул, пытаясь при каждом очередном движении встать у нее на пути, но она всегда была слишком верткой и слишком гибкой, чтобы без видимых усилий уходить от его захвата, избегая столкновений. В конце концов, когда дело от денег и документов незаметно перешло к патронам и ножам, терпение Барнса иссякло. При очередном ее повороте от одного стального ящика к другому, Баки схватил ее за плечи, рывком развернул к себе лицом и встряхнул, должно быть, слишком грубо, но иначе не получилось. – Сейчас же объясни, что происходит! – рявкнул он тоже довольно грубо, требовательно, и лишь получив, наконец, возможность встать к ней лицом к лицу, рассмотреть ее с расстояния буквально нос к носу, Баки так и застыл с ладонями на ее плечах, парализованный в один момент открывшимися подробностями.

Не то, чтобы он не заметил их еще в первые секунды, там, в коридоре, во время борьбы, но тогда, удивленный внезапностью, растерянный, он приписал происхождение синяков у нее на лице совсем другим причинам. И только теперь понял, как далеки оказались его предположения от истины.

То была не свежая сукровица из только что нанесенных в борьбе побоев, а цветущие всеми цветами гематомы и подсохшие уже царапины давностью как минимум пару дней. Черно-фиолетовая левая скула, опухшая, разбитая слева губа… Стоило Баки отвести взгляд от лица чуть ниже, как его глазам предстало повторяющее чью-то руку зрелище следов удушья на ее шее, уходящее своими ужасающими подробностями дальше, под слои одежды.

Захват Баки разжался сам собой, а всё отчаянное желание требовать каких бы то ни было объяснений выветрилось бесследно из его головы.

Воспользовавшись этим, она снова юльнула, отворачиваясь от него, только теперь уже не металась, словно белка в колесе, а замерла неподвижно, опершись обеими руками на столешницу и ссутулив обычно идеально прямые плечи.

– Я прошу тебя, Джеймс, поторопись. У нас мало времени, - ее всегда уверенный голос, по обыкновению распространяющий эту уверенность радиально на всех, кто оказывался достаточно близко, дрогнул, и это моментально обрезало Баки слух. Еще ни разу с тех пор, как они были знакомы, он не слышал от нее даже намека на потерю железного самообладания, на… слезы?

Барнс вздрогнул, осознав, что именно услышал в ее голосе.

– Он узнал? – осторожно-медленным движением встав у нее за спиной, чуть левее, чтобы иметь возможность вовремя поймать ее взгляд, спросил Баки. Как менялся его голос, как прокрадывались в интонации металлические нотки ненависти, он заметил не сразу. Не заметил и того, как треснула под его бионической ладонью хрупкая столешница. – Карпов сделал это? – подняв заметно подрагивающую от напряжения живую ладонь, Баки аккуратно и нерешительно отвел ее волосы в сторону и слегка отогнул воротник-стойку на ее куртке. Под ним, прямо у самого горла скрывался свежий след лезвия. – Он сделал это с тобой?! – челюсти Барнса в один момент сжались так, что казалось, будто вот-вот раскрошатся зубы. – Пожалуйста… - тут же процедил Баки, едва удерживая себя от того, чтобы не позвать ее по имени. – Пожалуйста, скажи. Я должен знать!

– Он работает на ГИДРу, - вдруг выдала она, и ненависть в этих словах была достойна соревноваться с ненавистью самого Баки, копимой долго и упорно вот уже полтора года.
– Этот сукин сын – агент ГИДРы!

Сам Барнс повидал в своей незаслуженно короткой жизни столько сукиных детей, что наличие еще одного, пожалуй, его даже не удивило. А вот для нее, судя по всему, напротив, это стало полной неожиданностью. Уж точно не по глупости или наивности. О нет! Баки мог перед Всевышним держать ответ, что женщины умнее и сильнее он не встречал.

– Я не удивлен, - все, что он смог придумать, чтобы хоть чем-то заполнить зловещую тишину.

– А я – да. Потому что это не отменяет факта, что он также приближенный Сталина, который о его двуличности даже не подозревает. Ровно как и остальные власть имущие, иначе, если был бы хоть один намек на обратное, его сослали бы в Сибирь или расстреляли еще на заре карьеры. Он бы даже до офицерского состава не дослужился, не то что до погонов генерала.

– А сам Сталин не может быть…

– Нет, – отрезала она, даже не дав ему закончить. – Это исключено. Просто… Просто шмидтовская зараза слишком глубоко пустила корни, глубже, чем кто-либо подозревает, а факт связи Карпова с ГИДРой не пронюхали даже самые опытные ищейки КГБ. А я понадеялась на них! Понадеялась, что, какими бы ни были его личные интересы, в итоге он все равно останется предан своей стране и своему вождю. Еще неделю назад я верила, что иных Сталин близ себя просто не держит.

– А нельзя ему, ну,.. скажем, открыть глаза на правду?
– Баки знал, как наивно звучали сейчас его слова, но, тем не менее, они имели смысл. – Ты смогла бы это сделать. Он тебе доверяет, прислушается или хотя бы засомневается и захочет проверить…

– Поздно. Момент для раскрытия карт Карпов подобрал прекрасный. Сталина сейчас нет в стране, а когда появится, все будет уже сделано, и концов не найдут. Уверена, им не составит особого труда обратить весь мой авторитет против меня, особенно, если я не буду иметь права голоса. К тому моменту уже не буду. А тебе… - она резко повернулась к нему лицом, ловя взгляд.
– Тебе к тому моменту нужно быть так далеко отсюда, как только возможно. – Здесь, - ее взгляд скользнул по набитой сумке, - достаточно денег, чтобы купить с потрохами самого преданного агента разведки любой из трех стран, не говоря уже о простых смертных. Здесь достаточно подставных личностей, чтобы тебя невозможно было отследить вплоть до американской границы.

Если бы у Барнса было время обдумать открывшиеся обстоятельства, возможно, он бы сказал совсем другое, но времени не было, его совсем не было, и соображать приходилось быстро. Хорошо хоть, в этом он преуспел еще тогда, когда ему приходилось поспевать за несущимися вперед на запредельных скоростях мыслями Стива, когда тот, став Капитаном, за пять минут во всех мельчайших подробностях продумывал план захвата очередной вражеской базы.

– Он по-прежнему хочет того же? – спросил Баки, смутно припомнив, с чего вообще началось его пребывание здесь. – Ему все еще нужна сыворотка? – он перевел взгляд со своей бионической руки на вторую, живую, на которой под напряженными живыми мышцами рисовались наполненные кровью вены.