Чжунгоцзе, плетение узлов

— Жалко, — вздохнул отец Михей. — Может, я все же съем?

— Ты заболеешь, если съешь этот сыр. Отдадим его рыбам, тоже ведь — тварь Божия. Пусть на праздник разговеются, — Нежата усмехнулся.

— И то верно, — рассмеялся в ответ отец Михей. — А знаешь ли, Александре, что эти червяки-то мне напомнили?

— Что же? — живо спросил Нежата.

— Это ведь похоже на то, как мир зародился.

— Что? — изумился Нежата.

— А как же? Вот было все вперемешку: земля, огонь, воздух, вода. Потом они все сбились в комок, как молоко в сыр, а после в них зародилась жизнь: ангелы и Бог.

— Да как тебе такое в голову пришло?! — Нежата всплеснул руками.

— То не мне! Один странник под Рождество приходил в монастырь. Он и растолковал.

— Растолковал! — сокрушенно покачал головой Нежата. — Да как и помыслить можно такую ересь? Чтобы вещество было предвечно Богу!? Как такое возможно?

— Ну а как еще, Александре? Откуда же Бог тогда взялся?

— Он был всегда: Он же великий, всемогущий, предвечный… Это Он единым мановением воли сотворил мир духовный и мир вещественный.

— Как это — был всегда? И из чего сотворил?

— Был всегда — значит, был всегда, — улыбнулся Нежата. — Почему ты можешь представить, будто вещество было всегда, а в предвечном бытии Божьем сомневаешься? Я, например, не понимаю, откуда могли взяться стихии, небо и земля, если бы не сотворил их Господь.

— Из чего же Он творил, если ничего, кроме Него, не было? — хитро глянул на Нежату отец Михей.

— Из Своего желания, из Своей любви, — мягко пояснил Нежата.

— Разве же из желания и любви можно создать вещи?

— Он же Бог, Его желание не то, что желание человека. Посмотри, как разнообразен мир. Разве человек может придумать что-то, чего в мире нет? Что не похоже ни на что из того, что существует? А Бог создал всё — всё это разнообразие, не имея перед Собой никаких образцов. Разве такому великому Творцу нужно что-то еще, кроме желания творить?

— Ты путаешь меня, Александре, — отмахнулся старичок.

— Ты сам себя путаешь, — снисходительно проговорил Нежата. — Не может быть вещество предвечно или совечно Творцу. Разве бездушное, бренное и склонное к разрушению может быть больше, чем совершенный и всемогущий Бог?

— Ну так откуда же Он появился тогда, всемогущий и совершенный?

— Да зачем же Ему откуда-то непременно появляться? Он был всегда. Просто был всегда! Что тут непонятного?

— Нет, непонятно, — вздохнул отец Михей. — Откуда Он взялся, если не было ничего. Вот если как черви в сыре, тогда — да.

И хотя Нежата, побывав у Ариши и почитав ее энциклопедии, знал, что червяки тоже не самозарождаются в сыре, а вылупляются из яиц мух, он не стал больше спорить, только переспросил:

— А откуда взялось вещество?

— Было. Было всегда.

Нежата невесело хмыкнул:

— Отче, я никому не скажу о твоих опасных речах, но и ты молчи. И молись Богу, чтобы Он вразумил тебя. Я тоже буду молиться…

Он завернул червивый сыр в тряпицу и пошел на берег Мирожки. Солнце пригревало, развесистая старая ива, по которой они еще с Незнанкой в детстве лазали, склонялась к воде задумчиво, смиренно подставляя широкий ствол. Нежата взобрался на дерево, бросил сыр в реку. Глядя на круги, разбегающиеся по воде от белесого кусочка, он подумал, что удивительно, как Юньфэн когда-то поверил ему, прислушался к его словам, обратился к Богу. Но тут не было никакой его заслуги, хотя порой Нежате и казалось, будто он так хорошо объясняет, что Юньфэн слушает и понимает. Нет, просто Господь открыл для него это сердце, этот пытливый разум, ищущий истину.

Разве не так же хорошо он объяснял отцу Михею? Вразуми его, Господи, и помилуй! Надо же такое придумать! Сыр и черви…

Глава 17. Кто любит лотос так, как я люблю

Эпиграф

В самом деле, для любящих недостаточно одного лишь соединения друг с другом душою, они не довольствуются этим для утешения себя, а нуждаются и в телесном присутствии друг подле друга, и если это не происходит, то исчезает немалая доля радости.

Свт. Иоанн Златоуст, Письма Олимпиаде, письмо 2

Нежата и представить не мог, что можно так скучать по живому человеку. Каждый день он всем существом ощущал тысячи тысяч ли, разделяющие их с Юньфэном.

Но у Нежаты было к кому пойти с этой болью, а Юньфэн? Как там Юньфэн? Идет ли путем, на который встал? Не запутался ли, не отвернулся ли от Бога?

— Помоги, помоги ему сердце держать открытым для Тебя!

И сердце Юньфэна было открыто. Временами там гулял сквозняк, но по временам его касался теплый благодатный ветер.

И все же эта тоска не проходила. Она утихала, прячась за повседневными заботами, но порой обрушивалась на Юньфэна соленой волной, перекрывала воздух и свет, заставляя его съежиться в уголке кабинета и перечитывать, перечитывать письма Чжайдао, воскрешая их разговоры. Юньфэн перебирал бережно хранимые упражнения Нежаты в каллиграфии от самых первых, робких и забавных, до последних, достойных встать в ряд с лучшими образцами.

Только от этого ему не становилось легче. И когда невозможно было терпеть, Юньфэн отправлялся в горы Линьинь к старичку Цуйчжу-иньши.

Тот встречал его неизменно приветливо, но порой укорял за стремление полагаться на людей:

— Человеческая помощь лишь тень: нельзя на нее надеяться. «Мне же прилеплятися Богови благо есть, полагати на Господа упование мое» [1]. А то придешь однажды, а я помер. Как бы не впасть в отчаяние.

Беседы с Цуйчжу-иньши помогали Юньфэну вернуться к себе.

Однажды он встретил у старца Ди-тая.

— Господин Ао! Рад видеть вас в добром здравии.

— Я тоже, тоже рад встретиться с вами, господин Ди-тай.

— Вы чем-то опечалены?

— Он все скучает по нашему Чжайдао. — покачал головой Цуйчжу.

— Нет-нет, — поспешно вставил Юньфэн. — Я давно привык к тому, что его нет рядом.

Ди-тай хотел было что-то сказать, но просто кивнул, соглашаясь.

— Хотелось бы узнать, как он там, — тихо обронил Юньфэн. — Все ли хорошо.

Ди-тай прикрыл глаза и сидел так некоторое время. Все молчали, дыша наполненной блаженной тишиной. Потом Ди-тай взглянул на Юньфэна и улыбнулся:

— У него все прекрасно, господин Ао. И он тоже часто о вас вспоминает.