Чжунгоцзе, плетение узлов

Чжайдао вздохнул.

— Что ты вздыхаешь? Хочешь, возьмем что-нибудь на память об этом месте и об этом времени?

— Колосок маньцао?

— Колосок маньцао, например.

Чжайдао переломил тонкий стебель.

— Ты ведь найдешь, куда положить?

Юньфэн вложил его именно в этот согнутый лист бумаги и, сунув между книгами, совсем о нем позабыл.

Теперь же эта растрепанная метелка оказалась подобной прощальному взмаху рукава у последней заставы.

Монетка

Что еще могло лежать в единственном сундуке для одежды в комнате Чжайдао? Старое юньфэново ханьфу, которое Чжайдао, кажется, проносил все одиннадцать лет, что жил рядом с Юньфэном. На попытки приодеть себя Чжайдао отвечал категорическим отказом, вспоминая каких-то женщин, осужденных за любовь к нарядам[1]. Юньфэну это было так смешно, что он не находил чем возразить. Кроме одного: для выходов в город с господином Ао — чиновником императорского Юйшитая («Ты ведь сам хотел, чтобы я поступил на службу!») — чтобы не смущать людей и не портить репутацию такого высокопоставленного лица, Чжайдао необходимо иметь приличную одежду. Это скромное темное ханьфу лежало тут же.

Конечно, больше ничего в сундуке не может находиться. Однако Юньфэн все же вынул аккуратно сложенную одежду и заглянул внутрь. На дне, в самом углу, была монетка, застрявшая ребром в щели между досками.

Юньфэн взял ее в руки: серебряная, невысокой пробы, стертая до того, что на ней не просматривалось изображение и совершенно невозможно было установить, где она отчеканена.

Наверное, она выпала из кармана подрясника, пока тот хранился в сундуке.

Монетка Чжайдао… Юньфэн задумчиво подкинул ее пару раз на ладони, вспоминая, как они стояли посреди улицы, и Юньфэн убеждал Чжайдао, что его деньги в Сун не пригодны.

— Но почему? — не понимал Чжайдао. Он даже откинул слегка вуаль доули, чтобы смотреть на Юньфэна и выглядеть более убедительным. — В моей стране используют и византийские, и арабские монеты. И даже вот такие, неизвестного происхождения, — Чжайдао показал несколько стертых медных и серебряных монеток.

— У вас? — Юньфэн снисходительно улыбнулся, но не стал ничего уточнять. — Хорошо, я объясню иначе: у серебра разная проба, у медных монет разный вес. У нас принято одно, у тебя же все монеты разные. Как оценить их стоимость? Кто этим будет заниматься? Просто перестань беспокоиться о мелочах: ты гость и на тебя распространяются правила гостеприимства. Разве мне жаль для тебя пары лянов серебра или связки медных монет? Тем более, ты даже слишком скромен в своих требованиях.

По правде сказать, у Чжайдао никогда и не было никаких требований, так что вопрос денег был совершенно бессмысленным.

Чжайдао пришлось согласиться с Юньфэном, и они продолжили путь мимо пестрых лавок со сладостями и яркими безделушками. Кажется, это был их первый выход в Праздник середины осени.

Какими же они тогда были юными и беззаботными… У них было впереди еще почти одиннадцать лет. Долгих лет, оставшихся теперь позади.

[1] Ис. 3: 16-18, 23

Моток ниток

[катушка ниток]

Было ясно, солнце высушило следы дождей, шедших накануне. Ветер нес со стороны моря влажный тонкий аромат, смутное предчувствие далекой пока весны. Юньфэн прошел по дорожке сада, поспешно скрываясь от внимания домочадцев: лишь бы не встретить никого, иначе чаша его печали расплещется, разбрызгав вокруг едкие капли. И если бы только эта тоска могла стать меньше, но, сколько ни проливай, чаша всегда оставалась полной.

«Чжай-эр, я так по тебе скучаю…»

Эти покои обволокли его хлебным запахом льняной ткани, пахнули старым деревом, свежей бумагой, горьковатым ароматом пергамена, создавая иллюзию присутствия Чжайдао.

Пересматривая, без конца разбирая содержимое ящичков и шкатулок, которых у Чжайдао не так-то было и много, но которые стали для Юньфэна неожиданным подарком — хрупким оплотом памяти, — на сей раз он откопал моток льняных ниток. Тех самых, простых, небеленых ниток, которые Чжайдао постоянно таскал с собой вместе с иглой, ножиком, кресалом — привычка странника. Он ни за что не соглашался их оставить или хотя бы отдать на хранение Саньюэ.

— Зачем я буду обременять его? — говорил он. — Мне не трудно носить эти вещи с собой, к тому же они всегда могут пригодиться, когда Саньюэ не будет рядом.

Так и случилось однажды в бамбуковой роще, в хижине под тростниковой крышей.

Саньюэ с утра отправился в селение у подножия горы за провизией: собираясь, они немного не рассчитали, и если чая взяли довольно, то рис уже почти закончился, да и овощей осталось мало. Саньюэ должен был купить паоцай, сою, каштаны — ведь Чжайдао никогда не ел мясо. Словом, ему предстояло провести немало времени в селении, не исключено, что он собирался зайти в трактирчик выпить вина… Так что вряд ли бы он вернулся раньше следующего дня.

Зато Юньфэн и Чжайдао остались вдвоем, без вечно маячившей тени Саньюэ («Пора обедать, господин». — «Вы спать не собираетесь?» — «Когда мы уже вернемся? Погода-то портится…»), и после завтрака Чжайдао потянул Юньфэна гулять в горы, несмотря на пасмурную погоду. Тучи наливались тяжелой темнотой, обещая то ли снегопад, то ли ледяной дождь, но это не остановило друзей.

Даже в сезон малых снегов горы, потерявшие живую яркость красок, оставались по-прежнему великолепными, точно нарисованные тушью.

Ветер сгонял тучи, крепче заваривая непогоду, и друзья все же решили повернуть назад, не достигнув цели — смотровой площадки на вершине горы. Они очень спешили, но мокрый снег застиг их на середине пути. Холодный и острый, он заставил их искать убежище, и они спрятались в небольшой нише в скале, продравшись сквозь колючие кусты. Когда стихия успокоилась, друзья выбрались на тропинку и благополучно вернулись в свою хижину.

Правда, оказалось, что Юньфэн порвал ханьфу, зацепившись за ветку. Чжайдао сразу вызвался зашить дыру и очень ловко сделал это, достав свой моток ниток.

Тот ханьфу… кажется, Юньфэн все еще хранил его, хотя по возвращении в Чанша больше ни разу не надевал.

Надо отыскать его и носить дома.

Деревянная шпилька цзань

[бижутерия]

В этой шкатулке из красного сандала Чжайдао хранил свои немногочисленные драгоценности. Собственно, это были всего две вещички: подвеска из белой яшмы и шпилька из дерева алоэ.

Подвеску подарила Сюэлянь, и Чжайдао ее почти не носил, а вот шпилька…

Юньфэн, поглаживая изящно изогнутую шпильку, погрузился вы воспоминания. Эту цзань подарил Юньфэну какой-то чиновник в Лояне, когда он приехал туда в качестве цзянчаюйши. Тогда многие чиновники подносили ему подарки, но лишь один угадал его предпочтения. От остальных даров они с Чжайдао быстро избавились, раздав вырученные деньги семьям беженцев. Но эта шпилька обратила на себя внимание Чжайдао, и Юньфэн не смог продать ее.