Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8"

На полу посреди комнаты была расстелена газета, поверх которой лежал темный грязный объект – это был петух с расправленными крыльями.

– Ого, а он большой! – заметил Тангэ.

Я подумал так же. Когда все говорили о танцующем петухе, я почему-то представлял себе маленького цыпленка, помещающегося в ладонях. Сейчас перед нами был впечатляющий монумент, черный и тяжелый, совсем как статуя какого-нибудь известного человека. Петух был ужасно грязным: зеленовато-голубой цвет состарившейся бронзы почти весь скрывался под комьями земли.

Митараи присел рядом, чтобы рассмотреть статую. У основания каждого из крыльев были тонкие подпорки; надавив на них, мой друг сложил крылья птицы. Управляемые его рукой крылья плавно поднялись и опустились. Металлический стержень, торчащий из сломанных лап птицы, выдвигался вперед и втягивался обратно.

– О, интересно! – сказал Митараи. – Он весь заляпан грязью, но если его очистить, разобрать и смазать детали, то можно заставить механизм работать. Не думаю, что он сложнее шестеренок в коробке на третьем этаже.

– Почему же он пропал с крыши? – спросил я.

– Посмотрите, здесь следы поломки, – Митараи указал на ногу птицы. – Кажется, его с силой оторвали. Хрупкий и окисленный метал просто сломали – край не очень чистый, на срез не похоже.

– Брат мог это сделать? – спросила Леона.

– Полагаю, это был именно он, – легкомысленно ответил Митараи. Этот тон был для него обычным, когда он хотел съязвить или пошутить.

– Думаю, у него мог быть сообщник. – Тангэ говорил о господине Таку так, словно того признали преступником.

Митараи молчал.

– Выходит, Таку забрался на крышу дома, чтобы украсть статую петуха? – с сомнением произнес Татэмацу.

– Кто-то хотел совершить самоубийство, спрыгнув с веранды этой квартиры, но передумал и поднялся на крышу дома, чтобы выкрасть петуха? – вмешался я.

Подобное поведение казалось мне нелогичным. Тангэ на мгновение замолчал, поняв, что рассуждения зашли в тупик. Затем детектив заговорил хриплым голосом, казалось, исходящим откуда-то из желудка:

– В любом случае, если б Таку хотел украсть петуха, он приставил бы лестницу к стене дома и забрался бы наверх. Затем, крепко схватив статую петуха… – Тэнгэ присел рядом со статуей и обхватил ее руками за крылья, – подергал бы ее вот так, оторвал и бросил вниз. Стоящий внизу сообщник поднял бы ее. Тут нужны двое!

– Но зачем нужен кто-то еще? Можно просто взять и спуститься с ней по лестнице, – предположила Леона.

– Согласен. К тому же бросать такой тяжелый предмет вниз может быть весьма опасно, – сказал я.

– Да, наверное, – ответил Тангэ и простонал: – Так или иначе, весьма вероятно, что, пытаясь достать петуха с крыши, господин Таку скончался.

Такая вероятность действительно существовала. Однако это была старая версия, мы не выяснили ничего нового.

– Почему тогда господин Таку написал о самоубийстве? – продолжил детектив. – И зачем полез на крышу в такую ненастную ночь? Если он хотел украсть петуха, то мог сделать это в любое время.

– И почему он умер таким странным образом? – добавил Митараи. – Осталось очень много тайн. Мы даже не уверены, что записка подлинная и была написана самим Таку. Поэтому нельзя с уверенностью сказать, что он пытался покончить с собой. Даже если Таку действительно хотел спрыгнуть, мы не знаем, поднимался ли он на веранду именно для этого. Неизвестно, была ли смерть на крыше результатом самоубийства. Может быть, это было убийство? Мы и причины смерти не знаем. Как думаете, мы можем прийти на поминки и снова поговорить с Икуко-сан? Я хотел бы открыть крышку гроба и заглянуть в рот господина Таку.

– Ни в коем случае! Вы не врач, и я не даю своего разрешения! – сердито заявил Тангэ.

– Тогда, полагаю, на этом всё, – сдавшись, ответил Митараи.

XIII. Джеймс Пэйн

1

Время от времени я тоже гуляла вместе с ним. По непонятной причине прекрасным зеленым районам Джеймс Пэйн предпочитал грязные трущобы по берегам каналов в Коганэ-тё или Хинодэ-тё – именно туда он регулярно отправлялся на прогулки. По пути мог наведаться в книжный магазин или в антикварную лавку.

Район Коганэ-тё находился в двадцати минутах ходьбы от Темного холма Кураями, поэтому был логичным выбором для прогулок, однако после войны женщине там не стоило появляться одной даже в дневное время. Черные от грязи бродяги, улегшиеся вдоль обочин или едва двигающиеся, кричащие, больные и голодные, тяжелораненые и умирающие… Многие в конце концов погибали. Тела этих несчастных целыми днями оставались нетронутыми, пока на них не появлялись личинки, или их сбрасывали в канал, где от скопившихся в их желудках газов они раздувались и плавали на поверхности, как воздушные шары.

Конечно, среди слабых и умирающих встречались и здоровые люди, но они крепко подсели на алкоголь и наркотики [240] . У принявших наркотик людей был абсолютно безумный взгляд, они без конца говорили очень странные вещи, не имеющие абсолютно никакого смысла.

В то время вокруг каналов остались только выжженные поля, на которых построили бараки для бедных. На небольших пустырях разжигали костры; на них варили что-нибудь в черных от копоти кастрюлях. Вокруг каждого в два или три ряда сидели грязные женщины и дети.

240

Имеется в виду метамфетамин. Во время Второй мировой войны он был широко распространен среди военных Императорской армии Японии. Японцы называли психостимуляторы «лекарствами, повышающими боевой дух», и употребление их во время войны считалось проявлением патриотизма.

Сейчас каждый ребенок знает хоть парочку песен, но в те времена детских песен не было слышно. Пели разве что пьяные мужчины.

Трущобы пропахли гарью от пожарищ. И кислым воздухом, выдыхаемым местными пьяницами. Это были запахи нищеты и болезни. Каждый раз, когда я в компании Джеймса Пэйна оказывалась в этом районе, я ощущала запах тех, кто потерпел поражение в войне.

Гуляя там, я думала только об одном. Мужчины, не спрашивая разрешения, начали эту войну. Несчастные женщины, молча переносящие все тяготы нищенского существования на этом пустыре, – всего лишь жертвы. Совсем как я.

Однако одной из опасностей этого района для меня были как раз подобные женщины. Даже в таком ужасном месте среди бела дня бродили бесстыдные девицы, завлекавшие разодетых иностранцев. Они сразу меня замечали и не спускали глаз, пока я окончательно не исчезала из виду. Без Пэйна я не могла бы гулять, не рискуя быть облапанной или грязно обруганной.

Нет, даже когда Пэйн был рядом, они показывали на меня пальцем, визгливо кричали и смеялись надо мной. Ведь я была милой и опрятной. В такие моменты мне было жаль несчастных женщин, влачивших нищенское существование.