Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Настроение моё испортилось, погребая под серыми обломками негатива искорки хвастливой радости.
– Риточка… – пробормотал тускло. – Со мною трудно… И опасно…
– С тобой хорошо! – убеждённо сказала девушка и нежно поцеловала в щёчку. – Пока, подружка…
Задумавшись, я побрёл по аллее, выкинув из памяти невольное «оборотничество».
Сквер Победы мой самый любимый. Соседствуя с Домом Советов, он вытягивается от улицы Ленина до площади. Главную аллею невесть когда обсадили елями, обычными и голубыми, и круглый год её укрывала густая тень, напитанная чудесным духом смолы да хвои.
Стен райкома КПСС или Пионерского переулка с другой
Меня тянуло присесть на скамью под живым навесом еловых лап, подумать, как жить дальше, нежданно-негаданно став стороною любовного треугольника, но не в платье же! И я прибавил шагу, семеня.
Ещё немного, ещё чуть-чуть…
– Каких-нибудь пять-десять минут, и можно вынимать! – объявил Вайткус невнятно, с силой отирая лицо.
Андрей, Изя и Женька взволнованно сопели рядом с электропечкой, где мы отжигали сверхпроводящую керамику. Обычная муфельная печь, ничего особенного. Ромуальдыч во Дворце пионеров выклянчил списанную ПМ-8 – юные гончары в ней глиняные игрушки обжигали. Починил – и как новая.
Изя протянул ладони, и Жека одёрнул его:
– Куда ты лезешь, мон шер? Обожжёшься! Меня тогда Алька убьет!
– Да уже не горячо! – парировал Динавицер. – С утра знаешь как пекло?
– Скоро уже… – пробормотал Дюха, склоняясь к термометру.
– Да я ж говорю… – Ромуальдыч зевнул и потянулся, разминая члены.
– Шли бы вы спать, – сказал я, малость психуя. Два дня мы мололи и перемешивали, отжигали и толкли в ступках. Спрессовали пятнадцать «таблеток» – и снова в муфель на двенадцать часов. Девятьсот пятьдесят градусов с подачей кислорода, и ме-едленное, ме-е-едле-енное остывание…
Вайткус всю ночь дежурил, следил, чтобы температура не опускалась быстрее ста градусов в час. Та ещё работка! Легче дрова рубить до утра, чем тупо сидеть – и бдеть. Спать-то хочется! А в мастерской тихо, тепло, диван мягкий – так и тянет прилечь…
Не зная, чем себя занять, я переставил в шкафчик банку с драгоценной окисью иттрия, похожей на сахар-песок. Достал-таки Ромуальдыч! Оказалось, что оксид иттрия входит в состав люминофора для кинескопов, а у Вайткуса знакомые на Киевском радиозаводе. Нужный человек.
Прихватив ветошь, я протёр раму настольного пресса, и без того пускавшую зайчики, но как ещё нервы успокоить? А вот у моих одноклассников переживаний – ноль. Коротая время, они затеяли соревнования в «чу»: клали две или три монетки на обратную сторону ладони, подбрасывали их и ловили – надо было выхватить каждую денежку отдельно, пока те падали.
– Поймал! – вопил Изя, сцапав по очереди пятак и трёхкопеечный кругляшок.
– Случайность, мон шер, – задирал нос Жека.
– А ты сам попробуй! – подначивал его Андрей, приглаживая ёжик на голове.
Ромуальдыч в сотый раз глянул на часы и хлопнул в ладоши.
– Так, всё! Вынимаем!
– Ура-а… – тихо завёл Жуков.
– Па-ам, пам-пам, пара-пара-пара!.. – изобразил туш Зенков.
Вайткус осторожно отпер дверку печи, дохнувшую теплом, и я подцепил на кончик ножа чёрную «таблетку» размером с десятикопеечную монету, только чуть-чуть потолще.
– Ч-чёрт! – прошипел со злостью, перекидывая «таблетку» на верстак.
Изя рванулся и поймал её. Выронил, испугавшись, что «таблетка» раскалена, но тут Дюха резко присел, вылавливая образец у самого пола.
– Есть!
Миха, а чего ты…– Брак это! – в сильнейшем раздражении я выщелкал из муфеля остальные «таблетки». – Видите? Они все с прозеленью!
– И чё? – не понял Изя, вертя в руках горячую «таблетку».
– А то, – буркнул я. – Им не хватило кислорода.
– Давление вроде в норме было… – озаботился Ромуальдыч.
– Может, кислород… того… не совсем кислород? – предположил Зенков, катнув ногой синий баллон. – Накачали обычного воздуха?
– Ладно! – Я удручённо махнул рукой. – Всё как полагается – первый блин комом…
– Первые «таблетки»! – хихикнул Изя.
– Перемалываем, – решительно заявил я, сгребая образцы в агатовую ступку, – и отжигаем заново!
Дюха, дурачась, щёлкнул пассатижами, изображая кинохлопушку, и объявил скороговоркой:
– «Высокотемпературные сверхпроводники»! Дубль два!
Фултон [112] широко шагал впереди, пересекая гулкий холл и топча знаменитое панно с орлом, восседавшим над розой ветров. А Даунинг с любопытством вертел головой. Смешно, но в Лэнгли он попал впервые. Как-то было недосуг посетить замок «рыцарей плаща и кинжала»…
Статуя Натана Хейла [113] , барельеф Аллена Даллеса, мраморная мемориальная доска, истыканная звёздочками в память погибших разведчиков, – всё влекло Джека новизной и скрытыми истинами. Он даже улыбнулся, сравнив себя с простым деревенским парнем, заробевшим в логове тайных сил.
112
В описываемое время Роберт Фултон являлся резидентом ЦРУ в Москве. Джек Даунинг также занимал пост в американском посольстве – гражданского помощника военного атташе.
113
Натан Хейл – американский разведчик времён войны за независимость. Казнён англичанами в 1776 году, в США его чтят как национального героя.
– Джек, не отставай! – подстегнул его голос Фултона, нетерпеливо манившего из кабины лифта.
– Иду, иду!
Даунинг заскочил внутрь, и двери сошлись.
– Боюсь, сегодня наша командировка и закончится, – проворчал Роберт, – а завтра опять в Россию.
– Судьба… – пожал плечами Джек.
Он уже и не помнил толком, когда подхватил это чисто восточное отношение к жизни – философское и круто приправленное фатализмом. Вряд ли в красном Китае, скорее в Малайзии, где скрестились пути Будды Шакьямуни и Мухаммада.
Лифт замер на седьмом этаже. Сунув под нос охраннику идентификационные карточки, Даунинг с Фултоном зашагали к кабинету директора.
Колби уже ждал их, нервно вышагивая от огромного письменного стола к окну, откуда открывался вид на Потомак, и обратно.
– Ну наконец-то! – воскликнул он. – Проходите, садитесь – или бегайте кругами, как я!
Роберт выбрал нечто среднее – остался стоять, а Джек счёл за лучшее развалиться в мякоти большого кожаного кресла.
– Признаться, господа, – заговорил директор, помяв руки, – я не слишком верил в операцию «Некст», но факты заставляют считаться с собой. Мы получили список, переданный «Микки»… Я правильно называю этого русского предиктора?