Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
– Седьмой, я – Первый, – пискнуло под ухом. – Прием.
Щукин спокойно отошел и лишь затем вдавил кнопку.
– Седьмой на связи.
– «БОМЖ» движется от автобусной остановки в вашем направлении.
– Вас понял.
Александр неторопливо достал пачку «Столичных». Особой тяги к табаку он не ощущал, просто курящий человек не вызывает особых подозрений. Даже наоборот, логика сама протягивает недостающие ассоциации.
Почему этот парень, зябко вжимающий голову за воротник, торчит у Киевского вокзала? Наверное, ждет кого-то, встречает или провожает. А пока смолит сигарету…
«БОМЖа» Щукин приметил издали, но виду, разумеется, не подал.
Умом не блещет, талантами не отягощен, так хоть досье в Лэнгли заведено. И счетец в швейцарском банке…
Покуривая, Саша пропустил «БОМЖа» мимо и, стряхнув пепел в урну, неторопливо двинулся следом.
– Первый, я – Седьмой. У «БОМЖа» встреча… м-м… С молодым человеком. Одет бедновато, в старое пальто не по размеру. Бело-красная шапочка с эмблемой «Спартака». Брюки цвета «хаки», похоже, солдатские. Возможно, дембельнулся. Круглые очки, как у Чехова. Лицо узкое, немного дитячье… О! «БОМЖ» передал ему сумку и отсчитал… так… сто рублей. Четыре по двадцать пять. Расходятся! За кем мне?
– Первый – Седьмому, – затараторила рация. – Держись за посредником… За дембелем!
– Понял…
«Дембель», радостно улыбаясь, сунул деньги в карман и бодро пошагал к вокзалу. Щукин двинулся следом. На «БОМЖа» – ноль внимания.
Красно-белая шапочка мелькала впереди, как поплавок, и вывела Сашу к путям под гулкими сводами. «Дембель» заоглядывался и поспешил к скорому с игривым названием «Белая акация».
– Седьмой – Первому. Поезд номер 35 «Москва – Одесса», шестой вагон. Посредник передал сумку проводнице… Полная, пергидрольная блондинка… Писклявый голос… Расплатился. По-моему, половину отдал. Та довольна…
– Седьмой, не забивай эфир, – строго сказал Первый. – Все, отбой. Посредника проводит Третий.
– Конец связи, – буркнул Щукин и направил стопы к станции метро.
Глава 9
– Подведем итоги, – забубнил инструктор, шелестя исчерканными бумагами. Полное впечатление, что начальник отдела сверяет цифры отчетности.
Светлана незаметно вздохнула, украдкой оглядывая комсомольцев, сгрудившихся за длинным столом, укрытым скатертью темно-зеленого цвета, флагом бюрократов. Глаза у всех осоловелые, блестят словно пуговичные. Тягомотина…
«Скука пахнет пылью и старыми бумагами», – подумала девушка.
Ах, до чего же жалко, что Миши нет! При нем тут всё оживало, появлялся смысл и угадывалось предназначение. Как он тогда сказал, на самом первом заседании: «Ленинский зачет»? На фиг нам этот зачет? Делом надо заниматься, а не тетрадки кромсать!»
Мишу только-только выбрали комсоргом школы – и сразу будто свежим воздухом пахнуло, засквозило, утягивая одуряющую духоту.
– Спортивный сектор… Культурно-массовый сектор… – бубнил инструктор, горбясь над пожелтелыми ведомостями, шуршавшими, как старый пергамент.
То физорг, то культорг слегка вздрагивали, заслышав знакомые сочетания, и опять сникали словно околдованные нудными чарами.
– Учебный сектор… Трудовой сектор… Пионерский сектор…
А ведь он совсем еще молодой, поразилась вдруг Светлана, посматривая на «освобожденного» комсомольского работника. «Прыщавый даже… – толклись мысли в голове. – И на Алку боится
смотреть, вот и гнется… Ну, Сима! Нашел кем Мишеньку заменить!»– Всё на этом, – промямлил инструктор, суетливо запихивая бумаги в потертый портфель, и будто снял заклятие.
Старшеклассники сразу ожили, шумно двигая стульями и галдя в манере первоклашек. Опасливо обойдя Аллу, «освобожденный» шмыгнул за дверь, а Безродная возвысила строгий голос:
– Взносы! Не забываем про взносы!
Светлана смешливо прыснула, углядев, как инструктор вжал голову в плечи, и вышла следом, оставляя за порогом общественно полезную суету.
В гулкой рекреации она слегка напряглась – Юрка Сосницкий, оттолкнувшись от подоконника, неуверенно приблизился к ней. Борется человек с собой, со своими привычками, въевшимися в душу и плоть… Хотение начать новую жизнь приходит ко всем, но многие ли находят в себе силы исполнить его?
Шевелёва с легким неудовольствием призналась себе, что робость «Сосны» ей приятна. В каких только ипостасях она не перевидела Юрку – жестким и злым, наглым, враждебно замкнутым, равнодушным, насмешливым, но не таким… пугливым и доверчивым. Будто уличный котенок, что тянется к руке, надеясь на ласку, и в то же время боязливо шарахается.
– Привет, – улыбнулась Света и бросила наугад, надеясь на желанный ответ: – А ты чего здесь?
– Привет… – смущенно пробормотал Сосницкий, вскидывая голову в отчаянном вызове: – Тебя жду. Можно… провожу?
– Давай! – обрадовалась девушка. – А то вчера какой-то тип за мной шел, представляешь? Куда я, туда и он. И убежать страшно – вдруг догонит? – и идти. Кошмар какой-то…
Светлана болтала, лишь бы прикрыть действительность. Пусть не думает, что нравится ей. Просто вдвоем будет спокойнее – с Юркой никто не связывается…
– Пошли, – выдавил Сосна и мигом натянул лыжную шапочку, словно пряча алеющие уши.
– Пошли.
Когда учишься с человеком в одном классе, привыкаешь видеть в нем все того же мелкого нескладеху, впервые севшего за парту. А ребята растут… И ты однажды теряешься, разумея вдруг, что с детства знакомый мальчик стал иным. А у тебя просто в голове не укладывается, когда же это пацанское в нем заместилось мужским?
В раздевалке Юра, едва обретший обычную ловкость, сдобренную ленцой, снова зажался. Его напряженный взгляд заметался по вешалкам, по прутьям решеток, как будто выискивая нечаянных свидетелей. И все же Сосна переборол себя и подал девушке пальто.
– Спасибо! – кокетливо сказала Света, делая вид, что не замечает, как пылают Юркины щеки. И решилась на коварный тест – протянула свой портфель.
Сосницкий, еще толком не накинувший куртку, хищно ухватил подачу. Таскать за девчонками портфели – это школьный ритуал, признание и посвящение. Светлана развернулась и гордо вышла, по дороге глянув на себя в зеркало. Глазки блестят… Губки вздрагивают в улыбке… Ямочки…
«Хороша!»
Юрка догнал ее, неловко задергивая «молнию» одной рукой. Шевелёва остановилась и, преодолев секундное колебание, молча застегнула потертую куртку из овчины. Сосна одеревенел, закостенел, преданно таращась на Свету. В его серых глазах под короткими ресницами сиял такой восторг, такое обожание, что девушке стало неловко.
– Ну что, идем? – сказала она с нарочитым оживлением.
Сосницкий, не в силах вымолвить и единое слово, истово закивал.
Обычно Шевелёва быстро, чуть ли не бегом покидала школу, торопясь на секцию или домой, но сегодня девушка замедляла шаг, словно растягивая невинное удовольствие.