Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
– Торжественно клянусь и обещаю закончить ее с золотой медалью!
– Вот только не получи!
– Я же обещал! Ой, ну все, побежал. Целую!
– И я тебя!
– Настю чмокни от имени и по поручению!
– Ладно!
Улыбаясь по инерции, я положил трубку и тут же снял ее, накручивая диск. Как же он медленно проворачивается…
После третьего гудка ответил приятный голос:
– Посольство Германской Темократической Респуплики. Слушаю фас…
– Код Эм-Вэ, – четко сказал я и зачитал по памяти первые пять чисел пароля, переданных Маркусом Вольфом.
– Айн момент! – растерялся голос. – Переключаю
Щелчок, пыхтение…
– Алло? – прорезался мужской голос. Истинного арийца. – Повторите цифры, пожалуйста.
По-русски чешет почти без акцента, товарища Винцера может выдать только излишне четкий выговор.
– 678… 567… 23… 1719.
– 9637, – следует отзыв. – Товарищ Вольф оставил нам инструкции… Вы хотите вылететь в Берлин?
– Мне нужно вылететь в Берлин, – надавливаю я. – И как можно скорее. Кстати, было бы здорово, если меня подбросят до посольства.
– Откуда вас забрать?
– Буду ждать возле метро «Тургеневская».
– За вами заедет зеленый «Вартбург».
– Данке шён.
– Ауф видерза-айн!
Тщательно обтерев трубку, я положил ее на рычажки и метнулся на кухню – потрошить холодильник «Розенлев». Булочка в целлофане… Сырок «Янтарь»… Колбаски «Охотничьи»…
Запихивая сухпай в карманы куртки, я покинул квартиру, на всякий случай отпирая дверь в перчатках.
Вызывать лифт не стал, ссыпался по лестнице и как ни в чем не бывало покинул подъезд, на ходу лопая свой «обед». К жующему юнцу меньше вопросов…
Страж ворот по-прежнему толокся на улице, но на меня старательно не реагировал. Обмирая, я зашагал прочь, но ни топота догоняющих ног, ни визга тормозов не раздавалось за спиной.
Спеша к «Тургеневской», лишь однажды напрягся, когда вдруг заслышал трель милицейского свистка.
«Не меня! – убеждал я себя. – Это не меня!»
Плотный милиционер сурово отчитывал толстяка в штатском, перебежавшего улицу не в положенном месте. Штатский виновато водил руками и воздыхал, а я с воскресшим удовольствием вгрызся в сэндвич – муза с полосатой палкой меня вдохновила…
Посольский «Вартбург» прикатил к самым дверям, а минуту спустя я «сдался немцам», знакомясь с социалистическим орднунгом.
Хорошенькая Катарина в вязаном платье сфотографировала меня, а пока она проявляла и закрепляла, деловитый геноссе Винцер каллиграфическим почерком заполнил мой загранпаспорт – синюю книжицу с золотым тиснением.
Отныне я Михаэль Шлак. Винцер, не мудрствуя, перевел русскую фамилию на немецкий.
– У вас замечательный выговор, Михаэль, – болтал он, не отрываясь от дела, – следовательно, языковая проблема – долой!
– Ну хоть что-то, – улыбнулся я, довольно вымученно, впрочем.
Геноссе, наверняка сотрудник Штази, вскинул на меня взгляд и сочувственно покивал.
– Геноссе Вольфу можно доверять, это человек чести и слова. О, Катарина! Готово?
– Да, Отто, вот.
– Гут…
…Двумя часами позже я протягивал свой паспорт молоденькому пограничнику в Шереметьеве. На мне – теплая кепка, очки с простыми стеклами, светленький паричок почти до плеч по молодежной моде. А я по легенде – корреспондент «Юнге вельт».
Погранец кивнул мне и улыбнулся.
«Пронесло…»
Еще полчаса томительного ожидания… Объявлена посадка…
«Ил-62» с броской надписью «Интерфлюг»
засвистел турбинами. Хлопотливые стюардессы щебечут, подчас мило путая «русиш» с «дойч». Я пристегнулся, напряженно глядя за стекло на терминал «Рюмка». Никого… Ничего…– Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершит полет по маршруту Москва-Шереметьево – Берлин-Шёнефельд…
Я откинулся на спинку. Ну же… Ну…
Турбины взревели. Лайнер качнулся и медленно, а затем все быстрее и быстрее покатился, отбрасывая колесами взлетную полосу. У-ах!
Оторвался. Набрал высоту. Оранжевое солнце ударило в иллюминатор поверх клубистых туч.
«Какой долгий день… – Мысли еле ползли, тянулись из последних сил. – Опять я убегаю… Опять один… Как же мне все это надоело…»
Глаза закрылись сами. Лететь меньше трех часов. Выспаться не выспишься, но хоть передохнешь. Что меня ждет, откуда я знаю?
Когда СССР развалился, Маркуса Вольфа арестовали – демократы боялись Штази не меньше КГБ. Маркус никого из своих не выдал, а его люди не сдали Вольфа. Вот так-то. Потому и лечу.
«На Берлин!»
Глава 8
Широкий и прямой проспект в зачине своем звался Шталин-аллее, во славу Иосифа Виссарионовича, но хрущевская оттепель занесла слякоть и сюда – «осси» живо перекрестили «аллею» в честь проверенного, идеологически стойкого автора «Капитала».
Я шагал по чистеньким, выметенным тротуарам и отдыхал душой. Зодчие словно привили Берлину московский дух – отсюда и до Александерплац узнавался сталинский ампир, хоть и с немецким акцентом. В глаза не пылила чуждость, и это успокаивало, примиряло с участью бездомного.
Даже машины на улице знакомые – и пузатые «буханки» проезжали, и простенькие «Жигули» с «Волгами». А «Трабанты», «Вартбурги», «Робуры» роднились с нашим автопромом настолько, что казались своими.
Правда, люди вокруг болтали по-немецки, но это лишь радовало – попрактикуюсь хоть. Не терять же время даром.
Беспокойная ночь нагнала сонливость, я воспринимал явь с задержкой, туговато соображая, но ноги несли меня верным путем. Свернув в переулок – мою персону, тренькнув звоночком, обогнал почтальон на желтом велосипеде – я вышел к нужному дому. Высокому, наивно-помпезному, облепленному пролетарскими излишествами – в нишах сжимали молоты гранитные рабочие, а на барельефах… Вот уборщицы со швабрами и тряпками. Вот инженер мудрит с циркулем. А вот… Я прыснул в ладонь – фаянсовое панно изобразило трех пролетариев на отдыхе. Один развернул… то ли газету, то ли гармошку, не понять, а два других хлещут из бутылочных горлышек. Соцреализм.
Поднявшись на этаж, я позвонил. Долго не открывали, я уж руку поднял – еще разок вжать кнопку звонка, но тут дверь щелкнула. Мне открыла строгая бабуся с сигаретой в длинном мундштуке. Она смахивала на престарелую школьницу – ее глухому коричневому платью с белым кружевным воротником недоставало лишь фартучка. Пыхая дымком, бабуся вопросительно состроила брови.
– Вы не подскажете, – вежливо обратился я, – здесь проживает товарищ Штиглиц?
В глазах у хозяйки мелькнула тень – она словно припомнила нечто из давнего прошлого, когда радио выпевало «Лили Марлен» или бравую «Эрику».