Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
– Еще бы!
– Они помогут.
– Тогда… – затянул я, веселея. – Тогда остается лишь одна проблема: где бы тут поесть?
Вольф рассмеялся, запрокидывая лицо, и ветер снова растрепал ему волосы.
– Пойдемте, Миша! Семга, лосось и скумбрия ждут нас!
Глава 10
Томаш Платек вышел на площадь, когда зоревые лучи едва затронули колокольную башню-кампанилу, дотянувшись до пирамидального навершия. В такую рань и пьяцетта, и пьяцца поражали безлюдностью. Холодина и сырой
Поляк переложил потертый «дипломат» в правую руку, согретую в кармане старенькой меховой куртки, и подышал на озябшие пальцы левой. И кто только надоумил людей числить земноводную Венецию романтической? Ах, серенады! Ах, гондольеры! А ничего, что тутошние каналы и канализация – это одно и то же? Город вечной вони и вечной сырости…
Замерев на пустынной площади, Томаш перекрестился на собор Св. Марка. Храм не унижал парадной величественностью, как ватиканский Санто-Пьетро, а смиренно преподносил свои бесчисленные красы, обертывая в каменное узорочье искупление Христово.
«Выходит, – улыбнулся про себя Платек, – если хорошенько поискать, то и в этой клоаке найдешь диковинные чудеса!»
Хотя базилика Сан-Марко нездешняя, она – византийская пришелица. Эти золоченые купола, ажурные арки, античный лес разноцветных колонн и светоносные мозаики – всё оттуда, с окраины Римской империи.
Когда крестоносцы из гнилой Венеции затеяли резню в Константинополе, то поразбойничали вволю, от души; храмы божии, и те обчистили. Или вон, конную четверку Лисиппа стяжали…
Лиловые тучи, беременные холодным дождем, затянули, заволокли небоскат на восходе, но краешек солнца растолкал-таки клубистую хмарь и вызолотил фигурку архангела Гавриила на шпиле кампанилы.
Поляк счел это хорошим знаком и отворил бронзовую дверь собора. По всему храму стыла тишина, несмелый свет утра проник лишь в окошки у основания куполов и слабо сиял, отражаясь в золотых пазлах мозаик, словно сеялся драгоценной пылью.
А внизу дрожал полумрак. Трепетавшие огоньки свечей едва отделяли от тьмы круглящиеся колонны аркад и разлеты сводов.
Зябкий холодок, что гулял между пустых сидений для прихожан, слегка бодрил, понуждая двигаться.
Но Томаш застыл, прислушиваясь. Показалось ему, что ли? Ну нет! Платек наметил улыбку – его «разведка» донесла точно, патриарх должен быть на месте!
Шагая к музею, он подумал: вот еще одна крепкая ниточка, натянутая между дожами Венеции и византийскими императорами. Именно с тех давних пор заведено – первосвященника города-хляби именовать патриархом. Впрочем, кардинальская шапка – обязательная опция для этого титула. Ее вручают на первой же консистории…
Томаш неслышно обогнул Золотой алтарь и вышел к престолу. Если верить молве, прямо под ним хранились мощи Святого Апостола и Евангелиста Марка. Возложив руки на престол и склонив голову, тихо молился Альбино Лучани, венецианский патриарх и кардинал.
Платек негромко вплел слова от себя, и молитва зазвучала в два голоса. Лучани обернулся, просветленно улыбаясь и остывая от мистического жара. Круглые стекла очков отразили мерцающие звездочки свеч.
– Кто ты? – Голос патриарха звучал спокойно и в меру ласково, как у всякого доброго человека, не привыкшего бояться.
– Меня зовут Томаззо, ваше высокопреосвященство, – поклонился поляк. – Простите, что смею мешать вам, но дело, о котором я должен поведать, не терпит отлагательств.
– Слушаю тебя, сын мой. – Лучани оглянулся на деревянное епископское кресло, но не стал его занимать, предпочтя оставаться на равных. Томаш уловил сие движение души и смягчился.
– История,
которую вы услышите, может показаться возмутительной сказкой, но не спешите с выводами, монсеньор…Глухим, бесстрастным голосом Платек рассказал о бытии своем в нумерариях «Опус Деи», о приказе убить некоего Миху, едва ли не нового Мессию, о кознях кардинала Войтылы и о том будущем, завесу над коим приподнял Миха, встреченный им во плоти.
– Право, мне лестно узнать, что буду… якобы избран папой… – пробормотал патриарх, растерянно улыбаясь и сдерживая улыбку, дабы не обидеть своего странного гостя, – но не слишком ли мрачен конец твоей истории? Уверяю тебя, сын мой, я не тот человек, которого хотят сжить со свету!
– Именно тот, ваше высокопреосвященство, – мрачно улыбнулся Томаш. – Вы добры и порядочны и непременно захотите смыть скверну со Святого престола. Вот этого вам и не простят – в Ватикане водится много нечистой силы, а иные бесы облачены в алые кардинальские сутаны.
Лучани беспомощно оглянулся, страстно желая завершить тягостный разговор.
– Это мирские дела, – выпалил он, краснея, – следовательно, требующие доказательств!
– Они со мной, монсеньор, – бестрепетно парировал Платек, щелкая замочками «дипломата». – Вот списки членов масонской ложи «Пропаганда-2», вот секретные документы, а в этих записных книжках – масса подробностей о всяких генералах, министрах и, увы, кардиналах. Кардинал-епископ Жан Вийо, могущественный статс-секретарь Ватикана, еще десять лет назад стал масоном ложи «П-2» под игривым именем «Жанни». Подкупы, умертвия, мафия, ЦРУ, шальные миллиарды – Вийо просто смердит серой! И это «Жанни» два года спустя поднесет вам бокал шампанского с отравой, а рано утром заметет все следы. Преступление будет неплохо спланировано, вплоть до того, что швейцарская гвардия в ночь убийства получит недвусмысленный приказ: «Сегодня никакой охраны»…
Патриарх листал книжки, брал в руки потрепанные листы с грифами высшей тайны, и его затошнило от брезгливости. Ослабев, Альбино присел на кресло и понурил голову.
– Где сам Личо Джелли? – пробубнил он, мучительно ища достойный выход из крайне неприятного положения.
– Я убил его, – хладнокровно ответил Томаш.
Венецианский патриарх устало прикрыл глаза.
– Чего ты хочешь, сын мой? Денег?
– На вилле Джелли я позаимствовал не только ворохи бумаг, – Платек небрежно прихлопнул ладонью по крышке «дипломата», – но и кучу краденого золота. Килограммов двадцать с лишним – будет что тратить на богоугодное дело! Ваше высокопреосвященство, я хочу того же, что вы взыскуете в будущем – очистить Святой престол от слуг Сатаны! Направляясь сюда, я лелеял надежду, что обрету в вас верного соратника. – Он молитвенно сложил ладони. – Пожалуйста, монсеньор, не утомляйте свою душу сожалениями! Ибо путь, на который я призываю вас, очень опасен и очень тяжек. Скорее всего, он ведет к смерти. Вы только не беспокойтесь и не переживайте! А я исполню свой долг в одиночку…
Пока Томаш говорил, лицо Лучани наливалось краснотой. И вдруг патриарх вскинулся, закричал тонким срывающимся голосом, переходя на мирской формат почтительности:
– Да за кого вы меня принимаете, Томаззо?! Конечно же, мне страшно! Очень страшно! Но разве можно терпеть подобные мерзости? – Он с отвращением отбросил пару книжек. – Кроме житейских желаний, есть еще и долг! Священный долг!
– Вы со мной, монсеньор? – прямо спросил Платек.
– Неужели не ясно? – завелся патриарх, продолжая негодовать на собственное малодушие. – И хватит меня величать! Уж если мы с вами объявили новый крестовый поход, то… Меня зовут Альбино!