Цветик
Шрифт:
– Посадят !
– Мне годов немало, не боюся. А тебе точно не быть живой, и следить буду тяперя неустанно, вот и выбирай, чаго тябе дороже!
А в пустом коридоре ржали и били друг друга по плечам Петька и Гешка:
– Проспорил, Петр Петрович. Я вот задницей чуял, что без Альки шиш два обойдется! Вот это чуйка!
– ржал Гешка.
– Не, ну как она узнала?
– хлопал глазами Петька.
– Ага, так она и скажет тебе!! Но подруга у нас - красава. Как она её!
– и опять оба захохотали.
– Саш, пойдем домой, а? Устала я что-то.
– Да, подсолнушек, я
– Авер подошел к каждому, пожал руку и извинился, что уходит пораньше.
И уже не слышал, как афганцы одобрительно говорили:
– А похоже, стоящий мужик у нас военком новый, из наших, месяц только как заступил, а уже нам праздник устроил, да и фронтовиков порадовал.
И как ни пытали ребята Альку, она так и не сказала, откуда узнала про Ирку. Она банально подслушала, придя к деду с микстурой для Серого, услышала в коридоре, как мужики шумно обсуждают проблему. А остальное, как говорится, экспромт!
Ещё через неделю, дождался-таки Авер... положив как всегда руку на живот спящей жены, - это уже вошло в привычку у него, сразу и не врубился, когда через небольшой промежуток времени, ладонью ощутил как бы тиканье внизу живота, сначала не понял, а потом ошалел от радости:
– Маленький, ты папке весточку подал!
– шептал он, осторожно целуя Альку в то место, где зашевелился их дитёнок, а потом так и заснул со счастливой улыбкой.
Утром Алька никак не могла понять, отчего с утра сияет Авер, тот не говорил. Одеваясь на работу, охнула - ребенок опять шевельнулся: -Авер!!
– она подняла на него радостные глаза, - Саш, ты знаешь?
– Да! Мы ночью уже общались, - расплылся Авер.
– Ишь ты, какие вы Аверы хитрюги!
– А то, мы такие!
– Авер радостно целовал Альку.
– Какие мы такие, пап?
– Мама говорит, хитренькие.
– Значит, и я?
– И ты, Минь!
– Урррааа! Я совсем-совсем папа Саша Аверченко!
У Альки навернулись слёзы..
– Что?
– встревожился Авер.
– Это от радости, от благодарности, Сашка, ты, действительно, солнышко!
– А так и должно быть: у солнышка - подсолнушек.
– И шепнул на ухо, чтобы не слышал любопытный мужичок, - Аль, мы же с первого дня знакомства считаем себя папой и сыном, не тревожься попусту. Минь, выходим?
Сейчас порядок немного изменился: утром мужчины Аверы шли в сад вместе, а вечером у папы в связи с призывом не всегда получалось заходить за ним, и забирал Миньку дед. Саша по вечерам обязательно уделял много внимания сыну, если Алька могла и шлепнуть сыночка, то папа всегда спокойно и обстоятельно объяснял сыну, где и в чем он неправ, и у ребенка вошло в привычку спрашивать все у папы. Алька, привыкшая к их мужским разговорам, про себя тихо радовалась, сын стал точной копией Авера в жестах, разговорах, мимике, один только жест у него оставался Тонковский - что-то делая, сильно сосредоточенный, он выпячивал нижнюю губу, но мало ли у кого какие привычки.
Баба Тоня, наконец-то осознавшая - её Санька теперь на спокойной службе и увидевшая своими глазами, что невестка обожает сына, полностью успокоилась, а узнав, что родится ещё ребенок, твердо пообещала приехать, навестить, чему
несказанно обрадовался дед:– От, будеть с кем за жизню погутарить!
Сватья Тоня последний раз позвонила и, запинаясь и смущаясь, сказала Саньке, что решилась-таки ответить положительно на ухаживания стародавнего поклонника - учителя труда, давно овдовевшего и верно ждущего её.
– Санька, ты против не будешь?
– Мамуля, я только за! Я теперь прочно и надолго на Урале, беспокоиться обо мне не надо, я под присмотром, - засмеялся сын, - зачем тебе в одиночестве и скуке жить? Таможня дает добро!! Тем более, Егора Ильича знаю - нормальный мужик! И мне спокойнее!
Подлез Минька:
– Баба Тоня, как там Гусь и гуси?
– этот вопрос задавался ребенком постоянно, как и следующий: - Когда ты к нам приедешь?
– Скоро, Минечка. Вот детки в школу ходить перестанут, начнутся каникулы, и я приеду!
– Правда-правда? Тогда я тебя встречать приду, и в садик ходить не буду!
Авер волновался за призыв, но люди, работающие в военкомате, этих призывов провели немалое количество, для них все было привычно, и Саша понемногу успокаивался. В военкомате заметно оживилась жизнь, Щелкунов, резковатый мужик, выразился просто:
– Капитан как камень, брошенный в нашу стоячую воду, круги вон какие пошли, призыв пройдет, опять что -нибудь придумает. А и хорошо!
После первых игр почти у всех появились идеи, как разнообразить состязания, Саша велел всем записать свои предложения и отдавать Щелкунову.
Неожиданно в военкомат вместе с Егоровым приехали пять афганцев:
– Товарищ капитан, а почему бы на недальнем пустыре не сделать полосу препятствий, ну, не совсем как в армии, но похоже? Всем будет польза - и призывникам, и пацанам помоложе - интересно и полезно, в армию пойдут не слабаками и хлюпиками, а нормальными мужиками.
А Егоров добавил:
– И для нас - колясочников, уголок сделать, ноги не ходят, но руки-то здоровые, можно и штангу потягать, чем прокисать или нажираться до поросячьего визга!
– С Вас, товарищ капитан, согласование с руководством, ещё увидите, типа стройки века получится... пацаны, они ж любопытные, до темноты будут там зависать. Вы только выбейте добро, а мы с удовольствием поможем!
– Ух, как вы меня порадовали, ребята!
– Товарищ капитан, мы ж в какой-то мере все теперь братья-афганцы.
А вечером Авер, рассказывая Альке про их идеи, задумчиво сказал:
– Аль, хочется всем уделить внимание. Вот закончим с призывом, хочу проехать по всему району, посмотреть, что и как, да и навестить надо матерей ребят, трое погибших у нас в районе.
– Авер, ты у нас самый лучший!
– Да, папочка. Ты самый-пресамый!
– Иди сюда, подлиза хитренькая! Подлиза, удостоенная серьезного внушения за хулиганство в садике, надутая и бурчащая что-то себе под нос весь вечер, мгновенно оказался у папы на коленях. Начались обнимашки, наутро же оказалось, что Мишук бурчал не зря, хулиганил не он, воспитательница не разобралась - Минька, наоборот, заступился за девочек, за что вечером удостоился от папы похвалы и извинения за неправильную информацию.