Цветик
Шрифт:
– Так долго не родится, мама я тоже в животике столько был?
– Да, сынок, а что?
– Ну там же скучно, никого нет, все здесь.
Все заулыбались:
– Точно, Мишук, сколько времени зря теряем, сидя в животе! Аль, как тебе мой прикид?
– спросил Ванька.
– Жених хоть куда, - полюбовалась на него, принаряженного, Алька.
– Да ладно, я за весь отпуск первый раз рубаху с джинсами нацепил, а то все любимые штаны, да босиком.
Голубая, с коротким рукавом рубашка, изумительно подходила к его глазам.
– Вань, честно, не будь Авера, влюбилась бы!
– Во! Понял? Будет, Аль, обижать - отобью!
–
Авер закатил глаза:
– Вот так и познается истинная дружба женатого с холостыми!
– Ладно, мы погнали, - взъерошил свой ежик Ванька и запел: - "В городском саду играет духовой оркестр!"
– Хорошие они у нас, - растроганно проговорила Алька, - знаешь, у меня такое чувство, что я всю жизнь их знаю!
А Минька загорюнился:
– Завтра дед Толя и баба Тоня уедут, потом Ваня с Витей - Витёк обиделся, что его называют 'дядя' и долго бурчал по этому поводу - потом опять надо одеваться много, - подумал немного, а затем встрепенулся: - а зато снег будет и Новый год. А Дед Мороз придет ко мне?
– А как же, только надо будет ему письмо написать.
– Когда?
– Как снег появится.
– Я умею писать 'папа и мама', папа, а другие буквовки научишь про деда Мороза?
– Да.
Минька умел писать три слова кривыми печатными буквами, ещё 'дед', а теперь у ребенка стимул появился, "много буквов написать".
– Папа, а давай имя нашему маленькому придумаем?
– Ты, хитрюшка, уже точно подумал, говори.
– Не, это мальчиковый секрет, пошли, папа...
Папа секреты ребенка хранил, мамочка про них, конечно, знала, но никогда не пользовалась этим, вот и сейчас Минька увлеченно говорил внимательно слушавшему его Аверу имена для братика или сестрички.
Ночью, поглаживая Алькины ножки, поясницу, животик, про секрет сына не сказал:
– Алюнь, ну слово настоящее-пренастоящее сыну дал.
– Все вы, мужики, такие!
– тая в руках мужа, пробурчала Алька.
– Где-то наши женихи загулялись?
– Наверняка Витёк с пацанами что-то обсуждает, а Чертов крепость осаждает, по двадцать девять деточкам, не волнуйся, это не город с его всякими ситуациями.
– Алюня уснула, Авер вышел на крылечко, покурить... Было тихо-тихо, не взбрёхивали многочисленные собаки, казалось, спали все, даже ветер угомонился. Откинувшись на перила, Саша загляделся на звезды, мысли текли лениво, "огонь, вода, и звездное небо - никогда не надоедает на них любоваться, - подумалось ему, - да пожалуй и вся природа успокаивает и дарит положительные эмоции". Послышались голоса, далеко слышные в тихой ночи.
– Витька, - определил Авер.
Подошедшие пацаны ещё немного постояли, поговорили и ушли.
Витек плюхнулся рядом. -Слышь, Саш, похоже горит наш Чертов синим огнём! Я думал, до такого мы не доживем, чтобы Ванька и влюбился. У него же всегда было: наскок-победа-расставание. А ща... я днем в осадок выпал, наш мальчуган девчушке слезы вытирал, вон, как Минька, не дыша. И ещё... куклу сказал ей купит. Видел бы ты, как она обрадовалась, а Ванька... у него же всегда "джентльменский набор" на девок срабатывал -колечко-духи, а тут кукла... А девчонка славная. Оторва, Ваньке спуску не дает, вот будет семейка...
– Ты думаешь, женится?
– Сто пудов. Я его таким никогда не видел, похоже, закончились его гульки. Моя бабка всегда говорила "Судьба придет - на печке найдет". А у вас с Ванькой - в Медведке. Он же покусывает
её, а сам тащится, ей-то невдомек, что он влип... Я угораю, как она его -"дяденька", а дяденька злится, привык быть Ванечкой.Послышался топот бегущего человека:
– О,несется!
– Меня что ли обсуждаете, кумушки?
– подбежавший Ванька даже и не запыхался.
– А чё нам ещё делать?
– Ну Аверу спать давно пора возле женушки... допустим.
– Да ночь такая великолепная - тихо, спокойно, вышел покурить и завис...
Ванька сел, поерзал, устраиваясь поудобнее, чтобы не беспокоить синяк, вздохнул, закинул голову посмотрел на звезды, опять вздохнул:
– И чё, сидите, молчите?
– Да и так все ясно!
– пожал плечами Авер.
– Это тебе, мудрый ты наш, разумный, все ясно, а мне... Да ни фига мне не ясно, - взорвался он.
– Я как осел за морковкой за ней тащусь... злюсь, думаю, ну, все, хорош, на кой мне салага, а увижу... гадство... Авер, как ты столько лет выдерживал, у меня вон за неделю... кароче, попал я по самые яйца. И пропал... Ребят, а как подумаю, что она не захочет меня такого раздолбая... разнести всё в пыль хочется... Я всегда тебя, Саш, не мог понять, чё упираться в одну, когда, вон, их, пруд пруди... Вот ща хотел поцеловать, а она как кошка - шипит и локти выставляет, думает - преграда для меня, ха, как же, а ведь дотронуться боюсь, испугать, обидеть - Боже упаси. Хреново как-то всё. Сашк, это и есть любовь?
– Похоже, что да.
– Не, я всегда ухмылялся, как это 'не могу без кого-то'? А ща с содроганием думаю - далековато я буду, вот найдет себе баскетболиста в этом Свердловске, и гуляй, Ваня. А ведь не отдам, - подвел черту Чертов.
– Фига с два она от меня куда денется. Ухх, какой я собственник, оказывается. Точно, Авер, в глазах темнеет... Вот на танцах, всех задохликов готов был прибить, а они возле неё так и вьются. А моя длиннючая, вреднючая, наивняк, думает, друзья, ага, а то друзья откажутся от такой... Короче, ну вас... раздрай у меня полнейший, во попал и где. В глухом медвежьем углу, Москвы оказалось мало.
– А ещё и Рязани, и Мамедии, и всех прочих мест, где ступала нога Ивана, свет Георгиевича, Чертова, -добавил Витек.
ГЛАВА 19.
А коза-дереза была в смятении... Нахальный, едучий, приставучий дяденька как-то умудрился залезть в её голову. Скорее не как-то, а по-наглому. Он и раздражал до зубовного скрежета, и интриговал, а ещё когда он лихо поймал её там, на Колпаках, что-то сдвинулось у неё внутри, когда он лежал под ней недвижимый... Испугалась она до заикания, даже Ванечкой вот назвала, потом, правда, злилась на себя, ну какой он Ванечка, громила чикагская! Это, вон, у Альки Мишук, маленький, а тут гора Араратская, амбал старый.
– Ой не ври себе Наташка, когда он твои слезы своей ручищей вытирал, у тебя внутри что-то таяло. А и не фиг, у таких вот нахалюг в каждом населенном пункте по даме сердца, ну его.
И тут же вспоминала жуткий синячище на его ноге. Другой бы с неделю лежал охал, а этому хоть бы хны, вон, на танцы приперся. И, гад-гадский, как-то ловко всех её мелкорослых поклонников оттер. И танцует хорошо, и так надежно в его руках было.
– Ага, - ехидно шепнул внутренний голосок, - а когда поцеловать захотел, испугалась. Боевая, тут же локти выставила, но он, молоток. Не стал нагличать, как этот, теплогорский ухажер...