Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
“Ты не получишь ее, - подумал Джедефптах. – Пока я в силах этому помешать”.
Он чувствовал, что отказ может принести ему много бед – здесь, в Уасете, жрецы Амона пользуются огромною властью.
Начальник мастерских сел, дрожащей рукой взялся за мокрый лоб и стащил душивший его парик.
– Нофрет, - сказал он, протягивая к жене руку. Нофрет тут же подсела к нему, гладя по локтю; но она не могла успокоить его, как не мог успокоить никто.
***
На другой день, в тот же самый час явился тот же самый вестник.
И он снова принес
– Каков будет твой ответ, господин? – спросил его невозмутимый посланник верховного жреца.
– Хет*, - сказал Джедефптах; он, казалось, старел на глазах. – Хорошо. Пусть великий ясновидец приходит завтра к обеду, я приму его… с почетом. Поблагодари его за прекрасные дары.
Вестник чуть заметно улыбнулся и поклонился, прижав руку к сердцу.
Сделал знак носильщику и, круто повернувшись, пошел прочь.
Джедефптах согнулся, держась за сердце и трудно дыша; в глазах у него было темно. Потом господин дома с усилием распрямился и, оставив две плоские кедровые шкатулки в пыли, пошел в дом. Пришедший с ним слуга подхватил подарки и осторожно последовал за своим господином, не решаясь вручить их ему.
Джедефптах поднялся в покои жены. Нофрет встала ему навстречу, уже зная, что услышит.
– Завтра, - не глядя на нее, бросил господин дома. – Неб-Амон явится завтра к обеду. Приготовь дом, чтобы встретить его достойно.
– Будь покоен, господин, я все сделаю как должно, - сказала Нофрет. Она очень жалела мужа, видя, сколько здоровья у него отняли эти дни. Госпожа дома приблизилась к Джедефптаху и, обхватив его голову руками, прижала ее к своей груди, точно он был ребенком.
– Амон будет милостив к нам, - прошептала она.
Почувствовала, как Джедефптах рассмеялся ей в вырез платья.
– Он милостив только к своим слугам. Превыше всякой меры, - сказал ее муж.
Нофрет молча гладила его по голове, перебирая локоны парика и головной платок.
– Ты твердо откажешь ему? – спросила она.
Джедефптах вздохнул и крепче прижался к ней, вцепившись в ее платье.
Нофрет закрыла глаза, и слезы капнули на его голову. Госпожа дома куда лучше господина дома знала, что никакого отказа не будет – Джедефптах не решится вот так подставить под удар всю их семью.
***
Хозяйской дочери сообщила обо всем Мерит-Хатхор – весь дом гудел как улей от потрясающих новостей. Мерит-Хатхор изменилась в эти дни – она сознавала, что именно она первопричина этих потрясений. Она, дочь младшего писца. Немногим выше служанки.
Но превыше всего для нее оставалась забота о благе госпожи.
Но у Ка-Нейт в день, предшествующий посещению великого ясновидца, не осталось сил даже для разговоров – она, не отличавшаяся крепостью, совсем ослабла от таких волнений. Чтобы отвлечь саму себя и спрятаться от чужого внимания, она принялась за вышивание. Все это потом придется распустить. Так дрожали ее руки.
Отец с матерью не заходили к ней в этот день – Ка-Нейт, сидя за дверью своей спальни, только слышала,
как по коридорам и лестницам бегали слуги, прибирая дом: мыли полы, стены и даже мебель; чистили столовые приборы; окуривали помещения от насекомых; подстригали и поливали деревья в саду. Украшали дом венками, букетами и лентами.Казалось бы, тщательнее всего следовало готовить саму виновницу торжества; но к ней никто не приходил.
Казалось, отец был бы даже рад, если бы она не понравилась высокому гостю.
Но на другой день Ка-Нейт сама проснулась очень рано. Мерит-Хатхор, спавшая рядом на тюфяке, тоже проснулась и села, как только госпожа подняла голову.
– Госпожа?
– Мать не даст мне своих служанок, чтобы приготовить меня, - шепотом сказала Ка-Нейт. – Помоги мне. Ты искусная… служанка, Мерит-Хатхор.
Она запнулась, глядя на невозмутимую Мерит-Хатхор.
– Ты не обиделась на это слово?
– Я твоя служанка, госпожа. Это не изменится, как бы добра ты ни была ко мне, - сказала Мерит-Хатхор. – Все должны быть на своих местах.
Ка-Нейт улыбнулась.
– В твоих словах мудрость.
Она поднялась.
– Пойдем сперва в купальню, пока она пуста.
Когда Ка-Нейт со своей наперсницей возвращались из купальни, они столкнулись с Джедефптахом. Он окинул обеих женщин быстрым сердитым взглядом и прошел мимо, едва не толкнув дочь плечом.
Девушка поплотнее завернулась в широкое белое полотно и оглянулась на господина дома, закусив губу.
– Отец сердит. Он испуган, мне очень жаль его, - сказала Ка-Нейт.
– Наши дела всегда огорчают сердца, - ответила Мерит-Хатхор.
– Ты думаешь так? – с удивлением и грустью спросила Ка-Нейт. – Разве нельзя делать так, чтобы ничьи сердца не огорчались?
– Нельзя, - сказала Мерит-Хатхор с глубокой убежденностью.
– Можно только сделать так, чтобы огорченных было мало, - сказала она.
Ка-Нейт кивнула с задумчивой грустью.
– Должно быть, ты сказала правду, как всегда. Ты мудра как сама Маат.
Она пошла впереди, склонив голову; Мерит-Хатхор любовалась ее легкой походкой и красотой стана. “Жрец Амона должен быть достоин такого дара”, - подумала женщина.
Ка-Нейт попросила ее выбрать для нее наряд и украшения. Мерит-Хатхор была польщена этой просьбой, хотя и знала, что у нее безошибочный вкус.
Она выбрала для госпожи тонкое синее платье, расшитое жемчугом, и синий лазуритовый браслет. Такие дорогие вещи надевались только дома.
– А ожерелье? Пояс? – спросила Ка-Нейт, в тревоге взявшись за шею.
Мерит-Хатхор покачала головой.
– Простое серебряное ожерелье, и этого будет довольно, госпожа. Украшения не должны скрывать тебя. Ты главная драгоценность.
Ка-Нейт вспыхнула и прикрылась руками.
– Ты смутила меня…
Она нарядилась, а потом Мерит-Хатхор быстро и искусно подвела ей черной краской глаза. – Этого довольно, - сказала она. – Волосы заплетать не нужно.
Она отступила, улыбаясь.