Цветы для Элджернона
Шрифт:
Дело пошло. Фрэнк расчищает место на столе, а Джимпи отрывает «учебный» кусок теста среднего размера. Вокруг пекарей собираются другие работники. Кое-кто уже готов поспорить, научится Чарли лепить булочки или нет.
– Следи внимательно, – велит Джимпи и кладет брелок на стол так, чтобы Чарли мог его видеть. – Смотри и повторяй за нами. Если научишься – получишь этот талисман на удачу.
Чарли ссутулился на своем табурете, пристально глядя, как Джимпи берет нож и отрезает кусок теста. Он изучает каждое движение: вот Джимпи раскатывает тесто, сворачивает в длинный рулет и скручивает в круг, время от времени останавливаясь, чтобы присыпать мукой.
– А теперь на меня смотри, –
– Давай попробуй.
Чарли мотает головой.
– Гляди, я сейчас покажу еще раз. Следи и повторяй каждый мой шаг, хорошо? Только запоминай хорошенько, чтобы потом смог сделать сам. Ну, поехали.
Чарли хмурится, наблюдая, как Джимпи отрывает кусок теста и скатывает его в шар. Сначала Чарли колеблется, но потом берет нож, отрезает кусочек теста и кладет на середину стола. Медленно, расставив локти точно так же, как Джимпи, скатывает тесто в шар.
Он переводит взгляд со своих рук на руки Джимпи и старается держать пальцы точно так же, чашечкой. Надо сделать все правильно, как хочет Джимпи. Внутренний голос говорит: «Сделай все правильно, и ты им понравишься». А он хочет понравиться Джимпи и Фрэнку.
Джимпи заканчивает и отходит в сторону, и Чарли делает то же самое.
– Великолепно! Фрэнк, смотри, он скатал тесто в шар!
Фрэнк кивает и улыбается. Чарли вздыхает и весь дрожит от напряжения. Он не привык к таким успехам.
– Хорошо, – говорит Джимпи. – Теперь делаем булочку.
Чарли неуклюже, но внимательно следит за каждым движением Джимпи. Руки нервно подергиваются, но через некоторое время ему удается отлепить кусочек теста и скатать его в булочку. Работая рядом с учителем, он готовит шесть булочек и, посыпав их мукой, аккуратно выкладывает рядом с булочками Джимпи на большой противень.
– Хорошо, Чарли. – Лицо у Джимпи серьезное. – А теперь попробуй самостоятельно. Вспомни все, что делал от начала до конца. Давай.
Чарли смотрит на огромный кусок теста и на нож, который Джимпи сунул ему в руку. И его снова охватывает паника. Что было сначала? Как он держал руку? Как складывал пальцы? В какую сторону катил шарик?.. Тысяча запутанных идей проносятся в его голове одновременно, он стоит и улыбается. Хочется порадовать Фрэнка и Джимпи, чтобы они приняли его как своего, и получить обещанный яркий подарок на удачу. Чарли снова и снова раскатывает по столу гладкий, плотный кусок теста, но никак не соберется с духом его разрезать, потому что боится: дохлый номер.
– Он уже забыл, – говорит Фрэнк. – Ничего в голове не держится.
Но Чарли хочет все удержать. Он хмурится и пытается вспомнить: сначала ты отрезаешь кусочек, затем скатываешь его в шарик. Но как получается булочка, похожая на те, что на подносе? Должно быть что-то еще. Дайте время. Как только туман в голове рассеется, он вспомнит. Еще несколько секунд, и у него все получится. Он хочет сохранить то, чему научился, хотя бы ненадолго. Отчаянно хочет.
– Ладно, Чарли, – вздыхает Джимпи, забирая нож у него из рук. – Все хорошо. Не огорчайся. Все равно это не твоя работа.
Еще минута – и он бы все вспомнил. И зачем они его подгоняют? Для чего вообще вся эта спешка?
– Давай, Чарли. Присядь, комиксы свои полистай. А нам пора за дело.
Чарли кивает, улыбается и достает из заднего кармана комикс. Он разглаживает его и надевает на
голову как шляпу. Фрэнк смеется, и Джимпи наконец улыбается.– Валяй, большое ты дите, – хмыкает он. – Посиди, пока мистеру Доннеру не понадобишься.
Чарли улыбается в ответ и возвращается в угол рядом с миксерами, к мешкам с мукой. Ему нравится сидеть на полу по-турецки, прислонившись к ним спиной, и рассматривать картинки комикса. Но в этот раз, когда он листает страницы, ему хочется плакать. Он не знает почему. О чем тут грустить? Пушистое облачко тумана вскоре исчезает, и он предвкушает удовольствие от ярких картинок, которые он просматривал уже тридцать-сорок раз. Чарли знает всех персонажей – спрашивал их имена снова и снова почти у всех, кого встречал, – и понимает, что странные буквы и слова в белых кружочках над фигурами означают: герои что-то говорят. Научится ли он когда-нибудь читать, что написано в кружочках? Если бы ему дали достаточно времени – не торопили бы и не давили так сильно, – он бы сумел. Но времени ни у кого нет.
Чарли подтягивает ноги и открывает комикс на первой странице, где Бэтмен и Робин, раскачиваясь на длинной веревке, пытаются дотянуться до стены дома. Когда-нибудь он будет читать! И тогда сумеет прочесть эту историю. Он чувствует чью-то руку на своем плече и поднимает глаза. Джимпи протягивает ему медный диск на цепочке, поворачивая его так, чтобы он пускал солнечных зайчиков.
– На, – бурчит Джимпи, кидает диск Чарли на колени и, прихрамывая, уходит прочь.
Я никогда не задумывался об этом раньше, но это было благодеяние с его стороны. Почему он так поступил? Не знаю, но это мое воспоминание о том времени более ясное и полное, чем бывало прежде, когда я словно вглядывался в утренний туман из кухонного окна. С тех пор я прошел долгий путь, и все благодаря доктору Штраусу, профессору Немуру и другим сотрудникам Бикмана. Но каково теперь Фрэнку и Джимпи, когда я так изменился?
22 апреля
Народ в пекарне уже не тот. Меня не только сторонятся. Я чувствую враждебность. Доннер прочит меня в профсоюз пекарей, и я получил еще одну прибавку к жалованью. Самое ужасное, что радости от этого мало: ведь другие надулись, как мышь на крупу. Пожалуй, их сложно винить. Они не понимают, что творится, а я не могу раскрыть тайну. Люди не гордятся мной так, как я ожидал, – ни капельки.
И все-таки мне нужно с кем-то поговорить. Хочу пригласить мисс Кинниан завтра вечером в кино, чтобы отпраздновать мое повышение. Если наберусь смелости.
24 апреля
Наконец-то профессор Немур согласился со мной и доктором Штраусом, что я не смогу записывать все, если буду знать: это сразу же станет достоянием сотрудников лаборатории. Я старался быть абсолютно честным относительно всего, о чем бы ни шла речь, но есть вещи, о которых просто не смогу написать, если мне не позвозволят сохранить это в тайне – хотя бы на время.
Мне разрешили сохранить у себя самые личные из отчетов, но перед тем, как представить окончательный отчет фонду Уэлберга, профессор Немур прочтет все и решит, что можно опубликовать.
Сегодняшний казус в лаборатории поверг меня в уныние.
Вечером я заглянул туда, чтобы спросить Штрауса или Немура, не возражают ли они, если я приглашу Элис Кинниан в кино, но даже не успел постучать, как услышал их перебранку. Не следовало, конечно, там задерживаться, но трудно избавиться от привычки прислушиваться к чужим разговорам. Люди всегда говорили и вели себя так, как будто меня вообще не было поблизости, словно им было все равно, слышу я их или нет.
Кто-то грохнул кулаком по столу, а профессор Немур заорал: