Цветы в огне войны
Шрифт:
Но как-то в один из длинных зимних вечеров, сидя за прялкой, Таня напомнила свой вопрос:
– Кто приходил к нам и что ему было нужно?
Таня вспомнила, кто это был, почти сразу, но матери решила об этом первое время не говорить. Она считала его плохим человеком, предателем, полицаем, виновным в исчезновении ее любимого отца. Таня вспомнила, как он расстрелял отца Александра и его дочь Ольгу.
Вместе с сестрой Анной они насели на мать, чтобы та рассказала им о его визите.
«А чего он испугался?» – в разговор вмешалась Анна, которая усердно пряла пряжу. Мать молчала. Таня повторила вопрос: «И правда, мам, чего он приходил к нам?»
Наталья
Дочки обняли ее, прижались к ней с двух сторон и стали успокаивать, а младшая, Маша, добавила:
– Быстрей бы пришел наш папа и отремонтировал нам прялку, а то она сломалась совсем.
Мама Наталья тепло улыбнулась, прижала к себе дочек, погладила их по головкам и произнесла: «Ничего, хорошие мои, слава богу, что мы живы, здоровы, кончилась война и мы все вместе». Женщины сели за прялки, и они завертелись, накручивая кудель бесконечного времени – времени жизни.
Часть 2
Николай Никитович
Глава 1
Семья Николая
В селе под названием Глинное, что затерялось в Брянских лесах, жил был паренек по имени Николай Булкин. Родился он в Петров день в 1925 году. Его отец, Никита Евдокимович, кряжистый, крепкий мужик считал себя старым революционером. Воевал он за красных и участвовал в становлении Советской власти, уважал дело Ленина, хотя коммунистом не был. О его революционном прошлом иногда напоминала ему его жена, дородная Ефросинья:
– Бегал ты, Никита, с винтовкой, да с красным бантом на груди за Советскую власть, а не добился ничего в жизни. Как командовали тобой коммунисты, так и до сих пор командуют.
Не по нутру ему были все эти коллективизации, колхозы, трудодни, налоги.
Он был крепким середняком, владел имуществом, оставшимся от отца, и хотел дальше развивать свое хозяйство, но Советская власть гнула свое, и приходилось подчиняться. В особо трудные минуты жена Ефросинья спрашивала его:
– Ну что, будешь радеть за Советскую власть?
– Буду – да! – говорил он зло.
Это была его любимая поговорка, за что в народе его назвали «Никита – буду – да!». Имел он хороший крепкий пятистенный дом с баней, овин, сарай со скотом, две лошади, сеялки, плуг, да несколько десятин земли. Хозяйство располагалось в ложбине, недалеко от реки, было у него две лодки, особо полезные в половодье. Жена досталась ему крепкая, работящая, терпеливая, все понимающая. Она родила ему четверых детей: двоих сыновей и двух дочерей. Дети росли послушными, трудолюбивыми, родители воспитывали их в любви к родной земле, Родине.
Детство и юность Николая
Учился Коля в местной церковно-приходской школе. Особых успехов в учебе не проявлял, но отличался усердием и внимательностью. Имел очень красивый твердый подчерк, местный дьякон, преподававший в школе церковную грамоту, доверял ему писать молитвы напоказ. В школе дети изучали Псалтырь, знали наизусть молитвы, а в большие праздники подпевали церковному хору.
Дьякон Никифор был доволен успехами Коли и смотрел на него
часто с одобрением, хотя отношения у них не всегда складывались хорошо, так как домашние задания выполнялись не всегда добросовестно. Непослушных дьякон ставил в угол, на соль или на гречку. Было очень больно и обидно отбывать такое наказание, и сквозь слезы доносилось: «Я учил, но не все успел, мать много работы дала по хозяйству».В отместку, дети придумали на него пасквиль-частушку: «Паки-таки разорвали Никифора собаки, а если б не дьячки, разорвали б на клочки!». Иногда они вполголоса напевали ее прямо в классе, на уроке, за что получали по голове от дьякона линейкой. Было больно, но весело, и это злило дьякона.
В отличие от дьякона, совершенно иное впечатление на ребят производил настоятель местной церкви, отец Александр, к которому Николай относился с большим уважением. В школу он приходил в мантии, был степенный, рассудительный и любил детей. Он учил их словесности, много рассказывал о Боге, Родине, о храбрости и героизме русского народа. Отец Александр знал в совершенстве несколько иностранных языков.
Мать и отец вставали утром очень рано. Мать Ефросинья, наскоро умывшись, затапливала печь, готовила еду всей семье и варево скотине. Отец сразу шел в сарай управляться со скотиной. Особое внимание он уделял лошадям: подкладывал им сена, поил водой, чистил стойла. Были у него две лошади гнедой масти, жеребец и кобыла. По весне они приносили жеребенка, на радость всей семье. Были в хозяйстве корова, бык, свиньи, овцы, куры, гуси, а также сад с плодовыми деревьями и огород за домом. Работы было очень много, но всей семьей за день со всем справлялись.
Управившись с ранней работой, мать будила детей и кормила их завтраком, по обыкновению это была каша в горшке, подовый хлеб, фрукты и овощи. Затем пили по кружке чая с сахаром или березовый квас – по сезону. Закончив с едой, дети получали от матери задание по хозяйству. Если было время учебного года, то дети отправлялись в школу, а работали после школы.
Школа имела для семьи большое значение, поскольку родители были безграмотными и хотели видеть своих детей, умеющими читать и писать. Старшие, Егор и Клава, закончили по 7 классов церковно-приходской школы, Коля – 6 классов, Вера – 5 классов, а дальше учиться не дала война.
В общем, после школы нужно было выполнить родительское задание в зависимости от сезона: дать корм скотине, почистить сарай, прополоть грядки, картошку, наносить воды, дров. Отец давал задание, в основном, своим хлопцам – так он их называл, а иногда говорил: «Мои бойцы».
Если обязаловка была не выполнена, можно было получить трепку от отца, ну а если все сделал, можешь заняться своим любимым занятием. У девочек это были куклы, игры салки-малки, классики. Старший, Егор, был увлечён техникой, тянулся ко всему прогрессивному.
Недалеко от их дома была кузница, где кузнецом был кряжистый и очень добрый мужик по имени Никита, но звали его все «дед кузнец». Он подковывал лошадей, делал подковы, буржуйки, тяпки, мотыги, работал по металлу. Вот к нему-то после домашней работы и направлялся Егор, которому кузнец был очень рад. Надев фартук, Егор брал в руки молот и бил по металлу, который кузнец выхватывал из угля. «Ух! Ух!» – удар по металлу – и искры разлетались по сторонам. Металл плющился, кузнец поворачивал его, и так продолжалось до тех пора, пока от ударов заготовка принимала нужную форму, затем кузнец опускал ее в воду. «Пшш-пшш…», – и получалась то, что задумывали мастера: это подковы, скобы, тяпки и т. д.