Цыганская невеста

— Похоже, убийца с годами стал опытнее, — сказал Ордуньо.

— Или ленивее, — добавила Ческа.

— Или милосерднее.

Все посмотрели на Буэндиа в ожидании пояснений.

— Может, ему было жалко оставлять ее лысой. Такое впечатление, что он хотел как можно меньше обезобразить ее.

— Просверлить три дырки и засунуть прожорливых личинок в мозг — это как-то не очень милосердно, — сказала Марьяхо.

— Это отвратительно, да. Но есть детали, которые отличают одно убийство от другого. Лару обнаружили обнаженной, Сусану — в одежде с девичника. У Лары не было в крови следов диазепама, у Сусаны они есть. И потом — пластиковый пакет. Я уверен, что убийца положил его на лицо Сусаны, чтобы не видеть ее мучений.

— Почему он не сделал того же с Ларой?

— Может, и сделал. Он мог накрыть ее платьем или сумкой, но мы об этом ничего не знаем. Возможно, судмедэксперт этого просто не указал.

Сарате насторожился.

— Почему ты так думаешь? — спросил он. — Ты ведь сам судмедэксперт, а мне всегда казалось, что обвинять коллег не принято.

— Я просто высказываю свое мнение, я никого не обвиняю.

— Похоже на отговорку.

Фраза прозвучала враждебно, Сарате и сам это понял. Инстинктивно он бросился защищать своего наставника и жалел, что не смог этого скрыть, но предполагаемая халатность Сальвадора Сантоса в работе над делом Лары его сильно тревожила.

— Успокойся, Сарате, — вмешалась инспектор Бланко. — Мы приближаемся к ключевой точке, которая больше всего интересует Рентеро.

— Мы приближаемся к какой-то точке? — спросила Ческа. — А по-моему, мы до сих пор в той самой, с которой начинали.

— Рентеро так не думает. Считает, что тест ДНК указывает на Мойсеса как на убийцу Сусаны. И убежден, что Мойсес признается и в убийстве Лары.

— Почему он думает, что это Мойсес? — спросил Сарате.

— Он так не думает, ему хочется так думать. Чтобы освободить Мигеля Вистаса и одновременно предъявить всем настоящего убийцу.

— Не может быть, чтобы Мойсес убил своих дочерей таким способом.

Элене понравилось, что Сарате разделяет ее мнение. Но что-то ей подсказывало, что он руководствуется совсем иными мотивами.

— Почему ты так считаешь?

— Я просмотрел дело Лары Макайи, улики против Мигеля Вистаса не оставляют сомнений. Я уверен, что убийца он.

— Я тоже ознакомилась с делом и не согласна, — решительно произнесла Марьяхо.

Все повернулись к ней.

— Ты ознакомилась с делом Лары? — удивилась Элена. — Зачем?

— Потому что мне было скучно читать сообщения с мобильных телефонов и мониторить социальные сети. Я знаю про них обеих уже все, и про жениха Сусаны, и про ее любовницу Синтию, и уверяю вас, ничего даже мало-мальски интересного в их жизни нет. Я запросила стенограмму судебного разбирательства дела Мигеля Вистаса.

— Какого черта? — не выдержал Сарате.

— Чтобы убедиться, что все прошло гладко, я хотела узнать, не было ли каких-то нестыковок.

— И что, нестыковки были? — спросил Буэндиа.

— По-моему, да.

Марьяхо замолчала. Пауза получилась почти театральной.

— Так что ты обнаружила, Марьяхо? — заинтересовалась Элена.

— Обвинение Мигеля построено лишь на косвенных уликах. Он жил один, он был знаком с Ларой, девушка фотографировалась в его студии в день убийства, у него не оказалось алиби.

— На трупе нашли его волосы, — напомнил Сарате. — И следы треноги рядом с телом жертвы совпали с его треногой.

Но Марьяхо его изобличающий тон не впечатлил.

— Не это показалось мне странным. Думаю, можно легко объяснить, как на девушке оказались волосы фотографа, если в тот вечер у них была фотосессия.

— Присяжные так не посчитали.

— Странно другое — что адвокат Мигеля не допросил Мойсеса. Мойсес находился в зале суда, прокурор спросил его об отношении к фотографу, и Мойсес заявил, что ему совсем не нравилось, как тот смотрел на его дочерей. А когда пришла очередь защиты, адвокат сказал, что у него к этому свидетелю нет вопросов.

— Он мог не видеть в нем свидетеля, — сказал Сарате.

— Именно это мне и непонятно. В ходе расследования под подозрение попал и отец, у него даже брали ДНК, чтобы сравнить с ДНК волос на трупе.

— Результаты не совпали.

— Но адвокат должен был задать ему хоть один вопрос. Его обязанность как защитника — перевести подозрение с обвиняемого на других людей, и отец был хорошей мишенью. Почему он ничего не спросил?

— А ты как это объяснишь? — спросил Буэндиа.

— У меня нет никаких объяснений.

— В материалах дела Лары также нет протокола допроса Мойсеса, и это меня удивляет, — сказала Элена.

— Слишком много странностей, — сказал Ордуньо.

— Или, прямо скажем, провалов, — отрезала Ческа, кладя ноги на стол.

— Думаю, пора поговорить с Хауреги, защитником Мигеля Вистаса, — сказала Элена. — Слишком многое в деле мне неясно.

Сарате вскочил как ужаленный и зашагал взад-вперед по переговорке, погруженный в свои мысли. Все уставились на него с изумлением.

— Что с тобой, Сарате? — спросила Элена.

— Я ничего не понимаю.

— Ему, похоже, надо все разжевывать, с ходу он не въезжает.

Сарате не обратил внимания на издевку Чески. Он смотрел на Элену.

— Я не понимаю, зачем мы копаемся в деле Лары, когда оно уже семь лет как закрыто.

— Затем, что в нем есть белые пятна. А в них — возможный ключ к делу Сусаны.

— Нет, инспектор. Мы должны сосредоточиться на Сусане, на ее окружении, на ее женихе, на Синтии, на цыганах, на клане Глухого. Мы не можем тратить время на дело из далекого прошлого.

— Я только хочу поговорить с адвокатом. Не более того. Это не займет много времени.

Сарате сражался бы и дальше, но ему нужен был какой-нибудь неоспоримый аргумент, а он никак не приходил в голову. Он чувствовал, как кольцо вокруг его наставника сужается, и уже не был уверен, что сможет его защитить.

Глава 47

Инспектор Бланко и Сарате припарковали полицейскую машину возле площади Куатро-Каминос и в поисках дома Хауреги пошли по улице Браво-Мурильо, где простенькие ветхие домишки соседствовали с новой малоэтажной застройкой. Этот район контрастов населяли не только испанцы, но и выходцы из всех мыслимых уголков Латинской Америки, а рядом со старинным испанским баром только что открылся китайский маникюрный салон.