Цыганская невеста

Едва войдя в центр, она увидела Соню, беседующую с другими участниками терапевтического сеанса. При виде Элены на ее лице мелькнуло отвращение.

— Инспектор…

Она слабо улыбалась, бледная и словно излучающая скорбь, скрыть которую было невозможно.

— Мне нужно вам кое-что сказать, Соня. Мы можем поговорить наедине?

Они вошли в пустую комнату. Стулья стояли широким кругом.

— Есть какие-то новости? — спросила Соня.

Элена на секунду вспомнила Хуанито, румына-официанта, любителя давать советы. Когда разговор неприятный, лучше сразу перейти к делу. Соня смотрела на нее безучастно.

— Мигеля Вистаса скоро освободят.

— Но почему?

— Улика, на основании которой его осудили, оказалась фальшивкой. Сегодня его выпустят, и я хотела, чтобы вы узнали об этом прежде, чем информация появится в новостях.

Соня молчала.

— Он будет постоянно находиться под наблюдением, пока не состоится новое судебное разбирательство.

— Опять? Еще один суд? Мне не выдержать.

— Я знаю, что это тяжело, но, если суд полагает, что в тюрьме находится невиновный, мы обязаны его освободить.

— По-вашему, он невиновен?

— По-моему, его осудили бездоказательно, — призналась инспектор.

— Но тогда все будут думать, что девочек убил Мойсес.

— Соня, я готова головой поручиться за вашего мужа. Я точно знаю, что Мойсес не причинил им никакого вреда.

— Помогите мне, — взмолилась Соня. — Не позволяйте им обвинить Мойсеса в смерти дочерей.

— Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти убийцу.

Соня слабо кивнула.

— Мне пора возвращаться, скоро начнется сеанс. Спасибо, что предупредили.

Она встала. Пришло время вежливо попрощаться и навсегда забыть эту бедную женщину. Но Элена не могла не удержать ее еще на одно мгновение.

— Соня… я приходила к вам домой, и мне открыл Капи.

— Да, он мне очень помогает.

— Но вы не хотели с ними знаться. Странно, что вдруг передумали.

— Я ошибалась. Я не должна была лишать Мойсеса родни. Думаю, это была одна из самых больших ошибок в моей жизни.

— Значит, все в порядке?

— Да-да, все хорошо. Капи не бросит меня. Он позаботится обо мне. И что я могу сделать? Теперь это моя семья, другой нет.

В машине, по дороге в отдел, Элена думала о Соне, о Капи и своей интуитивной неприязни к нему, о том, как это возможно — начать новую жизнь и не замечать укоризненных взглядов родственников мужа. Они наверняка винили в трагедии ее. Почему же она не бежит от них? Почему не расстанется с ними навсегда? Элена этого не понимала. Хотя все люди такие сложные и такие хрупкие. Соне нужна была поддержка, чтобы жить дальше; видимо, она нашла ее у Капи.

Глава 62

В десять утра он обычно выходил на прогулку и сорок минут нарезал круги по тюремному двору. Каждый день, с тех пор как сюда попал. В качестве физкультуры, пока другие осужденные вовсю накачивали мышцы, тягая железо. Жизнь тут была нудная, полагалось составлять ежедневный график, ходить на какие-нибудь занятия, по вечерам читать, посещать библиотеку, изучать что-то новое. Впрочем, почти никто этого не делал. Главный враг заключенного — апатия. Она постепенно нарастает, пока не поглотит его целиком.

Мигель Вистас был образцовым заключенным. Он знал, что проводит в тюрьме последние часы, в любой момент мог появиться охранник с известием, что судья наконец вынес решение о его освобождении. Он и теперь ходил бы по двору, если бы швы не тянуло от движения. Но тревога требовала выхода, и он пытался заменить физическую нагрузку медитацией.

Медитировать он умел. Вот уже семь лет он каждый день полчаса уделял медитации. Поначалу было нелегко, мысли разбегались. Но теперь все иначе. Теперь он умел отрешиться от всего, освободить разум. Он наслаждался этой легкостью. Он также научился выбирать какую-нибудь деталь и полностью на ней сосредотачиваться. Щербинка на стене. Капля воды на линолеуме.

Но сегодня был последний день его заключения, и это не давало ни сконцентрироваться, ни отрешиться. Будь у него наставник, Мигелю бы, наверное, влетело: как можно было в момент растерять все навыки? За семь лет он многое уяснил. Обрел философию, которая вела бы его по жизни, если бы он вышел на свободу; но теперь Мигель понял: одно дело — абстрактные рассуждения, а другое — их осуществление на практике. Он не предполагал, что ему выпадет второй шанс. И теперь, когда это случилось, голова шла кругом и накатывал страх.

Может, в этот последний день ему стоило провести более легкую медитацию. Окинуть мысленным взором прошедшие семь лет. Со многим попрощаться и поблагодарить за то, что провидение позволило ему выжить. В жизни приходится постоянно прощаться, горевать по ушедшим временам, по ушедшему человеку, по любви, которой не вернуть. Мигель стремился вспомнить каждое случившееся с ним событие, каждое увиденное здесь лицо, попрощаться и поблагодарить.

Каракас был единственным человеком, с кем он хотел попрощаться лично. Завершив медитацию, он пошел в фотомастерскую. Заключенные повесили на двух столбиках черный занавес и делали на этом фоне портреты. Мигель поразился, как робкий Каракас командует всеми на занятии и как все его слушаются.

— Я пришел попрощаться. Меня сегодня выпускают.

Каракас кивнул, коротко улыбнулся и отвернулся к двум ученикам, чтобы дать указания. Как будто Мигель, войдя без предупреждения, прервал что-то очень важное.

— Надо верить в справедливость, или в счастливый случай, как тебе больше нравится. Рано или поздно приходишь к этому.

— Ты наступил на занавес, ты его сейчас сорвешь! — крикнул Каракас одному из заключенных.

Мигель понял, что он тут лишний. Он представлял себе это прощание куда более эмоциональным, но было очевидно, что Каракас забыл о нем, нашел новую компанию, движимый инстинктом выживания. Слова Мигеля ему уже не важны, Мигель для него больше не моральный авторитет, не спасательный круг, который держал его на плаву. Парень даже выглядел иначе, стал увереннее в себе.

— Я хочу, чтобы ты знал: если я смогу выйти на свободу, то это благодаря тебе, — признался Мигель.

Каракас мгновение смотрел на него, удивленный таким заявлением.

— Ты меня поддерживал.

— Овьедо, сейчас снимаешь ты. Кадрируй, не ставь фигуру в центр, подумай сначала!

Каракас снова повернулся к товарищам по мастерской, ему явно было неловко от присутствия Мигеля и хотелось сократить прощание.

— Сфотографируй меня с моим другом, — попросил Вистас, подходя к занавесу. — Отойди, — сказал он заключенному, который искал лучшее место для снимка.