Цыганская невеста
Шрифт:
— Кажется, Мигеля Вистаса они тоже интересовали.
— Мы как-то говорили с ним об этом, да.
Буэндиа взял книгу, полистал и остановился на иллюстрации со змеей, кусающей себя за хвост.
— Очень знакомый рисунок.
— Это уроборос, — пояснил Хауреги. — Загадочный символ, которому три тысячи лет.
В комнате жужжало несколько мух. Одна из них села Хауреги на лицо, но он не отреагировал.
— Если позволите, я обуюсь.
Он вышел в коридор и скрылся в спальне. Инспектор с судмедэкспертом переглянулись. Элена взяла другую книгу, «Маски Бога» Джозефа Кэмпбелла, и они стали рассматривать иллюстрацию с богом Митрой,
— Я смотрю, наш адвокат — эксперт в этих вопросах. Книги редкие. Полагаю, ему пришлось погоняться за ними.
— Или поручить кому-то гоняться, — предположила Элена.
Хауреги вернулся в гостиную в кроссовках — скорее всего, надел первое, что попалось под руку.
— Мне нужно ненадолго отойти по делам. Если хотите, можете остаться, осмотритесь тут пока.
Элену изумило это заявление, но виду она не подала.
— Сеньор Хауреги, прежде чем вы уйдете, мы хотели бы задать вам пару вопросов. Это займет всего несколько минут.
— В другой раз. Но оставайтесь, поройтесь тут. На кухне полно всего.
— Как мы останемся, если вы уйдете?
— Чувствуйте себя как дома.
Буэндиа был озадачен.
— Что значит — на кухне полно всего? — спросил он.
— Это значит, берите все, что хотите.
Хауреги направился к двери. Элена хотела пойти за ним, но Буэндиа придержал ее за руку. Адвокат ушел, и они остались одни.
— Что ты делаешь? Мы не можем остаться здесь без постановления.
— Он нам разрешил.
— В это никто не поверит.
— Он дал нам подсказку, Элена. Сказал, чтобы мы посмотрели на кухне.
Элена достала мобильный и, подойдя к окну, начала набирать номер.
— Ордуньо, подозреваемый выходит из дома. Не спускайте с него глаз, я хочу знать, куда он идет.
Она убрала телефон и услышала, как Буэндиа возится на кухне.
— Хочешь сварить кофе?
— Хочу удостовериться.
Буэндиа по очереди открывал ящики и шкафчики и в одном из них нашел то, что искал. Круглая стеклянная плошка с крышкой. Внутри, на фольге — остатки яйца и мясной фарш.
— Вот она, Элена.
— Что это?
— Чашка Петри. Лабораторный сосуд, который используют для анализа культур, а также для разведения грибков, бактерий и других организмов.
— Типа личинок?
— Типа личинок. Смотри.
Он указал на агрегат с регулятором температуры.
— Это инкубатор. Температура установлена на тридцать пять градусов, а относительная влажность — на семьдесят процентов. Оптимальные условия для червя-бурильщика.
— Это тот, что был найден на трупах? Ты уверен?
— Абсолютно. И потом они превращаются в обычных мух.
— Черт…
Элена вышла из кухни и набрала номер.
— Элена, я собирался тебе звонить…
— Планы изменились, Ордуньо. Задержите его. Задержите Хауреги немедленно.
— Мы не можем.
— Это он, Ордуньо, мы нашли инкубатор для личинок. Задержите его сейчас же.
— Он сдался.
— Как?
— Он зашел в полицейский участок.
— Откуда ты знаешь, что он сдался?
— Ческа внутри. Подожди…
Секунды казались часами, Элена не могла устоять на месте от нетерпения.
— Ордуньо?
В трубке тишина.
— Что происходит? — закричала она.
Ей хотелось разбить мобильный о стену, она еле сдерживалась. На ее крик из кухни вышел Буэндиа.
—
Элена?— Говори, Ордуньо.
— Прости, я разговаривал с Ческой. Так и есть — Хауреги только что сдался в участке Тетуана. Говорит, что это он убил сестер Макайя.
Часть пятая. А если завтра…
14
Слова из песни E se domani из репертуара Мины.
Мальчик умирал. По всему телу ползали личинки. Почувствовав одну возле рта, он высунул язык и слизнул ее. Прежде чем проглотить, он подержал ее во рту, чувствуя, как та щекочет нёбо. Время от времени он смахивал личинок с ноги, чтобы посмотреть, насколько они продвинулись в своей работе. Около большого пальца уже виднелось углубление. Через пару дней они доберутся до кости.
Он потерял интерес к собаке. Так, бывает, устают от лучшего друга. Поначалу он напрягал слух, и ему казалось, что он слышит восторженный писк червячков, копошащихся в ее теле; но потом ему это надоело. Теперь он восхищенно наблюдал, что они делают с его ногой. Он преисполнился нежности к личинкам, и наблюдение за ними стало его единственным развлечением.
Разум отказывал, сон смешался с явью. Он был уверен, что утром бегал по полю, хотя всего лишь видел это во сне. К нему возвращались счастливые воспоминания, например о четырех днях, проведенных на пляже с родителями, и он вертел головой в поисках линии горизонта, где небо встречается с морем.
В одной из картонных коробок он видел спущенный надувной круг с изображением зеленой змеи и постоянно думал о ней. Он был убежден, что она — мама червячков, которые ползают по нему. Добрая мама, попросившая их пощекотать больного ребенка.
Он умирал, но не знал об этом. Он все еще мог вызывать в памяти радостные моменты, думать о родителях, и на его лице появлялась счастливая улыбка; тем не менее он угасал с каждой минутой.
Дыхание становилось слабым и частым. Веки налились тяжестью. Мышцы ослабли, и та капля энергии, что у него оставалась, буквально испарялась через поры кожи. Он терял сознание.
Это все. Он сопротивлялся как мог. Он ел мясо собаки, свою рвоту, червей. Облизывал трубы в поисках влаги.
Он, еще совсем ребенок.
Он цеплялся за жизнь из последних сил, выкарабкиваясь из обморока в подобие сна, и в этом полузабытьи услышал, как открылась дверь и рядом раздались шаги. С невероятным усилием он открыл глаза и в тусклом свете разглядел чью-то тень. Это была фигура крупного мужчины.
Но мальчик не успел увидеть его лицо, он потерял сознание.
«Где Виктория? Где Виктория?»