Далекие журавли
Шрифт:
Сколько горячих, сколько убедительных слов у любви! Валя верит им, льнет к Феде, ласкает его, потому что каждое слово его свято, потому что иначе и быть не может.
— Ах, Федя, — молит она при расставании, — брось ты эту должность, будь как и прежде, самым обыкновенным.
— Нельзя, милая, не могу, звездочка моя вечерняя. Мне доверили… должен я.
…Когда Федор спешил рано утром на бригадный двор, где дел было всегда невпроворот, где шла в полном разгаре подготовка к весенней страде, голова гудела от дум, сомнений, надежд. Он то бодрился, то переживал за какое-то вчерашнее упущение и
Федор знал настроение своих товарищей по бригаде. Большинство трактористов воспринимали его указания и замечания как должное. Он — бригадир, ему и распоряжаться. Но кое-кто протестовал. Однажды Федор уловил слова, сказанные Александром. Тимофею: «Ишь ты, он еще недоволен моей работой, придира!»
С пожилыми, опытными трактористами Федор разговаривал почтительно, советовался, знал, что опыта у него самого мало и что надо его набираться у других. Он даже заходил к ним домой после работы, когда одолевали сомнения.
Это приносило свои плоды. Если кто-либо из строптивых упрямился, глядишь — другой урезонивал: «Он бригадир. Дело говорит. Разве мы не сами его избрали?..»
Федор прямо-таки страдал от боязни, что сможет что-либо важное упустить или сделать не так. Поэтому суетился пуще прежнего. Даже во сне иногда вскрикивал, бормотал несвязные слова. К членам бригады он стал требовательно-придирчивым, особенно когда должен был начаться смотр готовности к севу:
— Дядя Петя, не хватает же у вас гайки на гусенице. Я вам, кажется, вчера указывал.
— Далась тебе эта гайка. Кто ее заметит?
— Нет уж, пожалуйста, сейчас же, сию минуту… А у тебя, Александр, почему полбака горючего? Не знаешь разве… Приятно ли глазами хлопать, когда комиссия укажет.
— А что, обязательно до краев?
— Обязательно. И вообще я тебя предупреждаю. С меня спрос, а я должен к тебе меры…
И вот бригада в поле. Это были те горячие и напряженные дни, о которых говорят, что они год кормят. Ночью, когда другие спали, Федор ворочался, не мог уснуть, вставал, бродил меж тракторов, словно ночное привидение. Он успевал обслуживать и свой агрегат и проследить за работой других. Бегал, мотался, появляясь то здесь, то там. Скулы Федора начали остро выпирать, глаза покраснели, отчего белесые ресницы казались еще длинней. К концу третьего дня его друг Егор не выдержал и сказал:
— Слушай, Федор, вид у тебя — словно из могилы встал. Угробишь ты себя своими бесконечными хлопотами.
Но Федор в ответ только рукой махнул. А вечером собрал бригаду и сказал:
— Мужики, должен я вам еще раз повторить: дело у нас важное. Если не приложим все силы… Товарищ Вальков вот-вот, может уже завтра, заедет к нам в бригаду. С ним, ясное дело, и представитель из района. Как мы будем перед ними?.. Не позориться же. Вот вы меня выдвинули бригадиром. Людям на посмешище, что ли?..
Один из трактористов, Беспалов, грубоватый парень, огрызнулся:
— Что ты все о своем бригадирстве? Надоело слушать!
Федор проглотил эти слова, но на другой день
за обедом заметил:— Если ко мне будет такое неуважение, как это делает Петр Беспалов, я откажусь от бригадирства. Выбирайте другого.
Все сразу зашумели:
— Не будет этого!
— Тебя избрали, ты и бригадирствуй!
— Эх, Петро, Петро, кто тебя за язык тянет?
Вскоре приехал агроном. Посмотрел работу бригады и остался доволен.
— Ну что же, Черпалин, работаете вы хорошо.
— Товарищ агроном, — раздраженно сказал Федор, — вы ведь парторг. Почему же мало помогаете молодому, неопытному бригадиру? В третьей бригаде наверняка уже раза три побывали. А у нас? Ясно, к ним тянет. А мы ведь с ней соревнуемся.
— Брось, Федор, приписывать мне такое.
— А иначе как же понять? Где обещанная помощь да поддержка? Один я маюсь…
— Ну, скажи, скажи, в чем нуждаешься, где прорыв?
— Завтра к вечеру подберемся вон к тому холму. Наверху пылит — сухо, а внизу — грязь, трактор завязнет. Как тут быть?
— Где мокро — оставь, обойди. Через два-три дня и там пообсохнет. Да я подъеду к тому времени.
— А техобслуживание? — не унимался Федор. — Разъездная мастерская, столько слов о ней было, но у нас еще ни разу не показывалась. Все своими силами. Вчера ночью сам ездил в село за деталью.
— Хорошо, пришлю, обязательно пришлю, — дал слово агроном и, прощаясь, добавил: — Только ты проследи, чтобы не было огрехов при посеве. Ни малейшего, понял? И норму высева точно соблюдай.
Федор и сам знал об этом и следил за всем дотошно. При малейшем отклонении от нормы прямо выходил из себя:
— Тимофей, Александр! Доведете меня до того, что вынужден буду принять меры.
Ребята злились на такие слова, однако старались не допускать больше огрехов.
Десять дней сева, суровых, трудных, напряженных. С раннего рассвета и до темноты. Все устали, утомились до предела. А Федор больше всех. Когда солнце в десятый раз огненно-красным боком коснулось дальнего края пашни, один за другим, громыхая, стали прибывать агрегаты к стану. Все. Конец. Выдержали!
От вечерней похлебки валил пар, вкусно пахло мясом. Но некоторых запахи эти не привлекали, люди торопились домой. Однако бригадир отрицательно мотал головой: нет, нет. «Что такое? Почему? В чем дело? Что он там еще выдумал?» — недоумевали члены бригады.
Когда чашки были опорожнены, Федор поблагодарил товарищей за усердие в работе, а затем сказал:
— Теперь всем спать. Завтра еще будет дело.
Члены бригады поворчали, пошумели и улеглись. За эти трудные дни все стали как-то дружнее, покладистей. Да и убедились, что распоряжения бригадира были всегда правильными.
…Вчера снова приезжал агроном. Досконально проверил работу, однако был скуп на слова. Оседлав свой «ИЖ» и уже отъезжая, произнес:
— Значит, завтра к вечеру кончишь?
Федор кивнул.
В тот же день агроном доложил председателю о первой бригаде. Черпалин выдержал экзамен. Отпали полностью все сомнения — потянет.
— Молодой, да прыткий. Работа добротная, качественная. Считаю, что надо его поощрить. Думаю, завтра вечером, к их приезду в село, в честь бригады следует поднять флаг трудовой славы. Ну и, естественно, хоть небольшую речь-благодарность произнести.
— Неплохая мысль, — поддержал председатель агронома, — однако люди приедут усталые. Не до торжеств.