Дальние пределы человеческой психики

отдельности (66,88,89).

Я получил от своих испытуемых множество описаний высших переживаний и

их мировосприятия в такие моменты. Эти описания можно подвергнуть

схематизации и обобщению.

Это необходимо сделать еще и потому, что кроме схематизации и

обобщения я не вижу другой возможности как-то осмыслить и упорядочить

многообразие накопленных мною определений и словесных конструктов.

Если попытаться сделать выжимку из множества слов и описаний мира,

каким он представляется людям в мгновения высших переживаний (а я

выслушал около сотни человек), то все это многообразие можно свести к

следующим основным характеристикам: правда, красота, цельность,

гармония, живость, уникальность, совершенство, нужность и

необходимость, завершенность, справедливость, порядок, простота,

богатство, спокойствие и вольность, игра, самодостаточность.

118

Ценности

Хотя этот список - всего лишь выжимка, сделанная одним конкретным

исследователем, я не сомневаюсь, что любой другой исследователь,

задавшись подобной целью, составит примерно такой же список. Я уверен,

отличия будут крайне незначительными и касаться они будут лишь подбора

более подходящих синонимов к тем же понятиям.

Эти понятия очень абстрактны. Да и как иначе? Ведь каждое из них

объединяет в себе несколько сторон очень разных по происхождению и

проявлениям переживаний. Само величие и широта охватываемого явления

неизбежно предполагают общий характер и абстрактность обозначающего

его слова.

Это - нюансы мировосприятия в моменты высших переживаний. Здесь могут

быть отличия только в степени выраженности, яркости того или иного

впечатления - иногда люди в первую очередь постигают правдивость и

истинность мира, а иногда - красоту.

Я хочу подчеркнуть, что этими понятиями обозначены характеристики

мира. Это описания мира, отчеты о его восприятии, свидетельства о том,

каким он представляется людям в лучшие моменты их жизни, и даже о том,

что он представляет из себя на самом деле. По сути эти описания сродни

репортажу журналиста, ставшего свидетелем некого события, или отчету

ученого, столкнувшегося с любопытными на его взгляд фактами. Это не

описания идеального мира и не проекции желаний исследователя. Это не

иллюзии и не галлюцинации - нельзя сказать, что человек, настигнутый

высшим переживанием, испытывает эмоциональный катаклизм, выключающий

его когнитивные способности. Напротив, высшие переживания обычно

оцениваются людьми как моменты просветления, мгновения постижения

истинных и подлинных характеристик реальности, прежде недоступных

пониманию*.

* Есть одна очень старая проблема - проблема соотношения истины и

откровения. Религия, как общественный институт, выросла на том, что

отказывалась признавать существование этой проблемы, но нас не должна

сбивать с толку и завораживать убежденность мистиков в абсолютной

истинности их мироощущения, данного им в откровении. Да, это своего

рода постижение истины - для них. Но и многим из нас знакомо это

чувство искренней убежденности в том, что перед нами открывается

истина - когда нас настигают мгновения откровений.

Однако человек три тысячи лет пишет свою историю и за это время уже

успел понять, что одной убежденности в истине недостаточно, -

необходимо некое внешнее подтверждение этой истины. Должна быть

какая-то методика верификации, некий прагматический тест, некая мерка;

мы должны подходить к этим откровениям с некоторой долей осторожности,

хладнокровия и сдержанности. Слишком многие духовидцы, провидцы и

пророки чувствовали абсолютную убежденность и заражали ею окружающих,

но впоследствии бывали посрамлены.

В известной степени это разочарование - разочарование в личных

откровениях - способствовало рождению науки. С тех пор и по

сегодняшний день официальная, классическая наука отметает откровение и

озарение, как не заслуживающие доверия.

Слияние действительного и ценностного

119

Так случилось, что именно мы - психологи и психиатры - оказались

первыми у истоков новой эры в науке. Психотерапевтический опыт

вынуждает нас повседневно сталкиваться с озарениями, высшими

переживаниями, безысходным отчаянием, прозрением и экстазом, как на

примере наших пациентов, так и на собственном опыте. Для нас все эти

переживания стали обычными, и мы уже можем утверждать, что хотя бы

некоторые из них несут в себе черты достоверности.

Пусть химик, биолог или инженер обескураженно разводит руками, в

очередной раз сталкиваясь с вечно новым открытием, что истина

рождается именно этим, вечно новым способом: внезапно, в момент

озарения, как взрыв, проламывая стены, преодолевая сопротивление,

преодолевая страх провидца. Для нас это работа; наш долг - испытывать

опасные истины, истины, испытующие нашу самооценку.

Холодный скептицизм ученого неоправдан даже по отношению к холодной

объективной реальности. Сама история науки, во всяком случае биографии

великих ученых, являют собой и дивный эпиграф внезапного,

экстатического постижения истины, и трудную повесть о медленном,

тщательном, постепенном подтверждении ее другими людьми, чья работа