Дальше действовать будем мы
Шрифт:
Неизвестно сколько времени Валентин проводит в этом состоянии, но когда он открывает глаза, то понимает, что ему стало значительно лучше. Дрожь и слабость исчезли. Боясь возможности повторения приступа, Валентин ещё некоторое время лежит на диване, закрыв глаза. Он пытается избавиться от всех пугающих мыслей, тем самым сохранив рассудок. Ведь происходящее с ним за последние дни постепенно съедает моральную устойчивость и подкашивает психическое здоровье.
Хочется просто закрыть глаза и забыть обо всём. Чтобы всё исчезло, будто бы и не было. Отформатировать мозг и стереть память. Жаль не существует такого
Сидя на кухне и держа в руках обжигающую кружку, Валентин понимает, что одним кофе тут не отделаешься. Здесь нужно что-то посерьёзнее. Что действительно снимет накопившийся стресс.
Поставив опустошённую кружку на стол, Валентин идёт в прихожую одевается и выходит на улицу. Увидев над головой чистое небо с редкими, почти невидимыми облаками, он успокаивается.
Посмотришь на такую красоту и, кажется, что всё неизменно и не так уж страшно, как кажется на первый взгляд. Упираясь взглядом в бесконечную синеву, охватывающую всё вокруг и поражающую своим величием и недоступностью, понимаешь, что реальный размер всех твоих проблем нереально мал. Почти микроскопичен.
С этими мыслями Валентин и приходит в магазин. Перед его удивлённым взглядом предстают наполовину, а где и полностью, опустошённые полки. Длинные очереди во все три кассы. Проходя мимо стоящих людей, Он видит в их глазах отражение нервозности, недовольства, раздражения и капельку страха.
Валентин автоматически берёт корзину и направляется в отдел, где должны лежать крупы и макаронные изделия. Ему удаётся найти несколько упаковок. Валентин даже не обращает внимания на сидящую в углу женщину, которая кажется пытается съесть вермишель прямо из пакета.
Консервы тоже на исходе. Вокруг так же ходят люди с корзинами и пытаются набрать в них всё, что влезет. Некоторые из них ругаются между собой и делят последние остатки. Стоящий рядом охранник тщетно пытается их разнять или хотя бы успокоить.
Надо брать продукты с длительным сроком годности, думает Валентин. Главное, чтобы денег хватило. Он проходит вдоль всех рядом, выискивая взглядом, что можно взять ещё.
Наполнив корзину до самых краёв, Валентин встаёт в очередь. Пытаясь сохранить хладнокровие и спокойствие, он думает о том, что было бы неплохо встретиться сегодня с Ириной или кем-нибудь ещё. Ещё лучше было бы увидеть Аню. Валентин очень хотел пообщаться с этой девушкой ещё.
От мыслей Валентина отвлекает крик одной из кассирш:
– Вася! Бегом сюда! Наде тоже плохо.
Откуда-то из глубины торгового зала, отодвигая в стороны покупателей, продвигается молодой парень в белой рубашке и с бейждиком на груди.
– Скорее! – кричит кассирша.
Валентин, а вместе с ним и вся очередь наблюдают, как парень подходит к одной из касс. И только сейчас все замечают, что с женщиной, сидящей за кассой, что-то не так – она методично нажимает клавиши на кассе, при этом, смотрит куда-то вперёд, сквозь монитор.
– С Надей то же самое стало, - девушка за соседней кассой прикрывает
рот рукой от ужаса.Охранник едва успевает подойти к кассе и подхватить женщину, которая внезапно, под общий вздох очереди, падает со стула.
– Расступитесь! Дайте места. – Громко говорит он, опускаясь на колени. – Надя! Очнись! Надя.
– Вася, - обращается к охраннику третья кассирша, - унеси её отсюда. Скорая уже едет.
Охранник кивает, аккуратно берёт кассиршу на руки и уносит в подсобное помещение.
– Боже мой, - шепчет стоящая рядом с Валентином женщина. – Какой ужас. Бедная девочка.
Некоторые люди были очень шокированы увиденным. Они перешёптываются между собой. Были и другие, которых совершенно не заботит судьба пусть и незнакомого, но всё равно человека.
– Простите, мы что, тут просто так в очереди стояли? – Кричит один из них. И Валентин понимает, что это добром не кончится.
– Тут все стоят, не только Вы одни, - отвечает кассирша.
– И что нам теперь делать?! По-вашему, стоять в другой? – Растёт раздражение в голосе мужчины. – Я тут ужё двадцать минут. И не только я!
Остальные недовольные тоже начали вслух высказывать своё возмущение. Атмосфера перед кассами начинает накаляться. Кассирша поначалу пытается что-то доказать и оспорить, но постепенно её уверенность снижается. Она вжимается в кресло. Перед её кассой образуется большое скопление разъярённых мужчин и женщин, размахивающих руками и уже кричащих. Остальные люди из перемешавшейся очереди молча наблюдают за и совсем не спешат вмешиваться и попробовать защитить бедную женщину за кассой.
Вернувшийся охранник, быстро оценив ситуацию, подбегает к кассе и кричит:
– Быстро успокоились все! Сохраняйте порядок.
– Да пошёл ты! – С этими словами один из разгневанных мужчин бьёт охранника в лицо. Тот от неожиданности падает.
Обезумевшая толпа не даёт ему возможности встать, и, опрокинув ограждение, пробегает прямо по лежащему человеку и вырывается из магазина.
– Что вы делаете! – Испуганно кричит одна из кассирш. – Звери! Подонки!
– Вызовите кто-нибудь милицию! – Тихий голос второй тонет в общем шуме.
Но толпу уже ничем не остановить: толкаясь и распихивая друг друга, люди, словно совсем потерявшие рассудок, пытаются вырваться из образовавшейся свалки тел. Кто-то падает и тут же оказывается под ногами напирающих сзади.
Валентин прижимается в полке, чтобы не оказаться втянутым в общий поток. Рядом молодая женщина держит на руках плачущего мальчика и пытается успокоить.
Всё это похоже на страшный сон, думает Валентин – такого не может происходить на самом деле!
Постепенно толпа уменьшается и наконец, последние вопящие и обезумевшие бывшие покупатели выбегают на улицу, оставив после себя настоящий хаос: опрокинутые полки, лежащие на полу корзины, осколки стекла от входной двери Валентин подходит к лежащему охраннику и помогает тому встать.
– Вот уроды! – Парень стирает кровь с лица, держась одной рукой за правый бок. Затем поворачивается к кассе и начинает успокаивать женщину, бьющуюся в истерике.
Валентин видя, что сейчас им совсем не до него, аккуратно проходит рядом. За ним выходят еще люди, которые остались в зале и не поддались общему зову массовой истерии.