Дама в черном

– Там?.. Где там?..

Но она не дала мне ответа. Я сделал нисколько шагов по комнате и споткнулся. Нагнувшись, я увидел, что ступаю по картофелю. Весь пол был усыпан картофелем. Значит, жена Бернье еще не собрала его, после того как Рультабий опрокинул мешок?

Поднявшись, я обернулся к старухе Бернье.

– Послушайте, — сказал я, — кто-то стрелял!.. Что случилось?..

– Не знаю, — ответила она.

В это время послышался звук запираемой наружной двери, и старик Бернье появился на пороге комнаты.

– А, это вы, господин Сенклер?

– Бернье!.. Что случилось?

– О, ничего серьезного, господин Сенклер, успокойтесь, ничего серьезного… — Его голос звучал преувеличенно громко и твердо; он хотел казаться убедительным. — Пустяковый случай… Господин Дарзак вынимал из кармана револьвер, чтобы положить его на ночной столик, и нечаянно выстрелил. Госпожа, конечно, испугалась и закричала, а так как окно их комнаты открыто, она подумала, что вы и господин Рультабий могли что-нибудь услышать, и сейчас же вышла, чтобы вас успокоить.

– Значит, Дарзак вернулся к себе?..

– Да, он вернулся почти тотчас, как вы покинули башню, господин Сенклер. А выстрел раздался почти в ту же минуту, как он вошел в свою комнату. Подумайте только, как я сам испугался!.. Я сейчас же бросился туда!.. Господин Дарзак сам открыл мне дверь. К счастью, никто не ранен.

– Значит, госпожа Дарзак прошла к себе сразу же после разговора со мной?

– Сразу же. Она услышала, что господин Дарзак вернулся в башню, и направилсь за ним. Они вошли вместе.

– А господин Дарзак? Он у себя в комнате?

– Смотрите, вот и он!..

Я оглянулся и увидел Робера; несмотря на скудное освещение комнаты, я рассмотрел, что он был страшно бледен. Он сделал мне знак и, когда я подошел к нему, сказал мне:

– Послушайте, Сенклер! Бернье вам уже рассказал, вероятно, об этой случайности. Не говорите никому, не нужно. Быть может, другие не слышали выстрела. Зачем напрасно пугать людей, не правда ли? Я хочу попросить вас об одолжении…

– Говорите, друг мой, — ответил я, — я к вашим услугам, вы это прекрасно знаете. Располагайте мною, если я могу быть вам полезен.

– Спасибо, но речь идет лишь о том, чтобы уговорить Рультабия лечь спать: когда он уйдет, моя жена успокоится и пойдет, в свою очередь, отдыхать. Всем следует отдохнуть, Сенклер! Нам всем необходимы покой и тишина…

– Хорошо, мой друг, рассчитывайте на меня!

Я пожал ему руку с понятным воодушевлением и силой, которая свидетельствовала о моей преданности, хотя я был убежден, что все они скрывают от нас нечто очень серьезное!..

Дарзак вернулся в свою комнату, а я без колебаний пошел за Рультабием в гостиную старого Боба. Но на пороге комнаты я столкнулся с дамой в черном и ее сыном, которые выходили оттуда. Оба молчали, и у них был настолько непроницаемый вид, что я — который только что слышал их объяснения и ожидал увидеть сына в объятиях матери, — я стоял перед ними, не в силах произнести ни слова. Поспешность, с которой госпожа Дарзак хотела покинуть Рультабия, заинтриговала меня. Не меньше поразила меня и готовность, с которой Рультабий поддержал это ее желание. Матильда склонилась над моим другом, поцеловала его в лоб и сказала «до свидания, дитя мое» таким беззвучным, таким грустным и в то же время торжественным голосом, что мне показалось, будто я присутствую при прощании умирающей. Рультабий, не отвечая матери, увлек меня из башни. Он дрожал как осиновый лист.

Дверь Квадратной башни заперла за нами сама дама в черном. Я не сомневался, что в башне происходило что-то загадочное. История с несчастным случаем не удовлетворяла меня; я был уверен, что Рультабий думал бы так же, как я, если бы его ум и сердце еще не были под впечатлением того, что произошло между ним и дамой в черном!.. Хотя кто мне сказал, что Рультабий не думал так же, как я?

…Едва мы вышли из Квадратной башни, как я увел друга в тень парапета, соединявшего Квадратную и Круглую башни, за угол, образованный выступом Квадратной башни. Репортер сказал мне шепотом:

– Сенклер, я поклялся ей, что не увижу и не услышу ничего, что будет происходить сегодня в Квадратной башне. Это первая клятва, которую я дал своей матери, Сенклер, но я отказываюсь от своего права на место в раю: я должен видеть и слышать!..

Мы стояли невдалеке от освещенного окна в гостиной старого Боба, которое выдавалось над морем. Окно оставалось открытым, что, без сомнения, и позволило нам услышать выстрел и крик, несмотря на толщину стен башни. С того места, где мы стояли сейчас, мы не могли ничего видеть через это окно, но возможность слышать была неоценима. Гроза прошла, но море еще не улеглось, и волны разбивались о скалы полуострова Геркулеса с силой, делавшей невозможным приближение лодки. У меня мелькнула в эту минуту мысль о лодке, потому что мне показалось, будто во мраке появилась и тотчас исчезла тень лодки. Но нет! Очевидно, это был лишь обман воображения, склонного всюду видеть враждебные тени, — воображения, несомненно, более взволнованного, чем морские волны.

Мы простояли неподвижно минут пять, прежде чем услышали вздох, этот протяжный, ужасный вздох, будто стон предсмертной агонии, глухой стон, далекий, как уходящая жизнь, близкий, как приближающаяся смерть. Нас бросило в жар. После этого воцарилась тишина, и мы больше не слышали ничего, кроме непрерывного прибоя волн, как вдруг свет в окне погас. Квадратная башня погрузилась во мрак. Мой друг и я схватили друг друга за руки, тем самым предупреждая друг друга о том, что нужно хранить молчание и не шевелиться. Кто-то умирал там, в башне! Кто-то, кого от нас скрывали! Почему? И кто? Кто? Кто-то, кто не был ни Матильдой, ни Дарзаком, ни стариком Бернье, ни его женой, ни, без сомнения, старым Бобом; кто-то, кто не мог быть в башне.

Рискуя свалиться в море, мы перегнулись над парапетом и, вытянув шеи к окну, через которое вырвался этот стон, напрягли слух. Четверть часа прошло таким образом… целое столетие. Рультабий показал мне на оставшееся освещенным окно его комнаты. Я понял: нужно было пойти погасить огонь и спуститься снова. Я сделал это со всей возможной осторожностью и пять минут спустя вернулся к Рультабию. Во всем дворе Карла Смелого не было ни единого огонька, кроме слабого отблеска на уровне земли — это старый Боб трудился в нижней зале Круглой башни, и фонаря у ворот башни Садовника, где караулил Маттони. В сущности, было вполне объяснимо, почему старый Боб и Маттони не слышали ни происходящего в Квадратной башне, ни даже криков Рультабия среди бушевавшей грозы, хотя они проносились над их головами. Стены башни у ворот были очень толсты, а старый Боб вовсе был запрятан в настоящем подземелье.

Едва я успел проскользнуть к Рультабию, в нишу между башней и парапетом — на наш наблюдательный пост, которого он не покинул, как мы явственно услышали скрип открывающейся двери Квадратной башни. Я выглянул из ниши, причем вылез на полкорпуса во двор, но Рультабий тут же оттолкнул меня в угол. Сам он позволил себе лишь осторожно выставить голову за стену Квадратной башни; но, так как он стоял сильно нагнувшись, я, вопреки его наказу, посмотрел через голову моего друга. Вот что я увидел.

Сначала показался старик Бернье, которого я, несмотря на темноту, сразу узнал. Выйдя из башни, он бесшумно направился к воротам башни Садовника. Посередине двора он остановился, взглянул на наши окна, затем обернулся к башне и сделал знак, что все спокойно. Кому предназначался этот сигнал? Рультабий высунулся еще дальше, но сейчас же откинулся обратно.

Когда мы снова решились выглянуть во двор, там уже никого не было. Наконец, мы увидели возвращавшегося Бернье, вернее, услышали сначала его приближение, так как между ним и Маттони произошел короткий разговор, заглушенные отзвуки которого долетали до нас. Вскоре мы услышали стук колес под сводами ворот, и Бернье появился вместе с темной массой медленно катившейся тележки. Мы разглядели, что это был Тоби, маленький пони Артура Ранса, запряженный в легкий английский кабриолет. Двор Карла Смелого был не замощен, и тележка катилась по нему так же бесшумно, как по ковру, а Тоби вел себя столь благоразумно и спокойно, как будто следовал наставлениям Бернье. Последний, поравнявшись с колодцем, еще раз поднял голову к нашим окнам и затем, все так же держа Тоби под уздцы, подвел его к дверям в Квадратную башню, куда и вошел, оставив маленький экипаж у дверей. Прошло несколько минут, которые, как говорится, показались нам вечностью, в особенности моему другу, который опять начал дрожать всем телом.