Дань

– Придется заляпать их толстым слоем грязи. Хорошо, что дожди в этих местах идут часто, это заметно по лужам вдоль дорог, - заметила Эйлин. – А голенища прикроем штанами. Пока добредем до Туроса, их низ как раз обтрепится до бахромы.

– Даже я бы поверил, что пришли музыканты, - произнес Еугай, рассматривая свое отражение в реке.

Княжна же превратилась в большеглазого испуганного мальчонку. Свои золотые косы она сложила короной вокруг головы и хорошо завязала платком, только потом нахлобучила холщовую шапку, натянув ее до самых глаз. Рубаха на ней висела до самых коленей, а грудь Эйлин перетянула отрезом ткани.

– Сейчас я даже рада, что ундир Исаф заставила меня чистить котлы, - улыбнулась она, демонстрируя Етугаю свои ладони. – Теперь в них и следа нет от прежней белизны и холености.

Джинхар зарычал.

– Не говори так никогда! – прошипел он. – Я бы никогда не допустил подобного…

– Не надо, - попросила девушка, и мужчина затих, а вот она продолжила:

– Все, что происходит с нами, случается для чего-то и по воле богов. Только так правильно, и только в это стоит верить, не обвиняя никого вокруг.

И Етугай устыдился. Да, в душе он винил Кайсара за причиненную княжне боль, но если бы Хан остался в стойбище, от оторогов погибли бы тысячи людей. Если рассуждать так, как только что говорила Эйлин, то ее боль кажется не такой уж высокой платой за сохраненные жизни. Для всех, но только не для него.

Отважная, честная, чистая и… чужая. Даже находясь вдали от Кайсара, она все равно принадлежала ему всей душой, и бывший нукер ничего не мог с этим поделать.

И все же их предстоящее путешествие вызвало сомнения.

– Но Великий Хан приказал охранять неотступно… - растерялся сотник, командовавший отрядом.

– Я возлагаю на себя эту ответственность, - ответил ему Етугай, и тот не решился спорить с джинхаром.

Следующий час стал самым счастливым в жизни отважного воина. Он просто шел по лесной тропинке, опираясь на самодельный деревянный посох, держал крошечную ладонь княжны в своей руке и млел от ее близости. Иногда ветер доносил до него ее дивный аромат хмельного разнотравья.

Тропинка неожиданно окончилась каменной стеной. Что ни говори, а защищаться Туроский князь умел. Конечно, саинарцы брали и не такие преграды, а вот оторогов можно было бы задержать надолго. За это время мирные люди смогли бы уйти в безопасное место.

– С чем пожаловали, добрые люди? – крикнул со стены ратник.

– Песнь принесли новую, дяденька! – звонко ответила ему княжна. – О новых победах саинарского Хана.

– Стало быть, не врут слухи-то, не сладить людоедам с ханской силищей? – хмыкнули сверху.

– Никак не сладить, дяденька! – подтвердила Эйлин.

– Оно и хорошо. Проходите, калики перехожие. Трактир Оника-пивовара вверх по улице, там людно. А я уж вечерком загляну вас послушать.

И в стене открылся хорошо замаскированный лаз. Конные здесь явно не ездили. Скорее всего, только местные пешими выбирались по ягоды, по грибы, а кто и на охоту за зверем диким.

Турос оказался очень похожим на родную Калишу. Все северные городки расстраивались вокруг княжеского терема, обрастая улочками и переулками. Только здесь домов было гораздо больше, и сточные канавы давно никто не чистил, отчего запахи нечистот смешивались с ароматами пищи, которые явно доносились из нужного трактира.

Несколько столов пустовали, за другими сидели все больше князьи ратники да торговый люд.

– Ярмилка, скажи Малаше, чтобы новый бочонок пенного для воинов открыла, - распоряжался дюжий хозяин. – А вы кто такие будете?

– Певцы мы, дяденька. Баллады складываем, да былины сказываем. Бредем по белу свету, много видим, много знаем, - тут же пояснила княжна.

– А спутник твой что же, слепой? – спросил Оника-пивовар.

– Прав ты, дяденька. Лишил его Отец-Заступник способности зреть, но не обидел иными талантами.

– Ну, хорошо. Мало добрых певунов до Туроса добирается, а народ не прочь развлечься, - решил хозяин. – Ступайте до срока в конюшни, да передохните там хорошенько. А Ярмилка вас кликнет, как трактир заполнится. Коли споете душевно – не обижу.

Оника за хозяйством следил. Лошади в стойлах стояли ухоженные, солому застелили свежую, в кормушках хватало и воды и овса, да и конюхи болтали без умолку, и невольно Етугай стал к ним прислушиваться.

– Сход всенародный надобно, - шептались работные мужички. – Лютует князюшка. Аккурат, как узнал, что калишская у него из-под носа сбежала к степному хану.

– Уж он-то чай не дерет три шкуры со своих.

– Оно и правда. Саинарец хоть дань девками берет, а все ж все у него живые да здравые. Надобно и нам было у него защиту просить.

– Тише вы! – шикнул на них старичок. – Не ровен час Кирагу донесут ваши речи, тогда все поплачем.

– Оно и правда.

На какое-то время стало тихо. Тишину нарушали лишь далекие звуки улицы и редкие всхрапы лошадей.

– Слышал, девушки пропадают, - тихонько сказала княжна. – Думаешь, отороги?

– Больше некому, - кивнул Етугай. – Нужно нам о князе Кираге побольше узнать.

– Придется петь вдохновенно, чтобы слушателей за душу взяло, - рассмеялась девушка.

– А ты не улыбайся, подпевать тебе придется.

Вскорости прибежал чубатый дворовый парнишка.

– Калики перехожие вы будете? – спросил он.

– Мы, - кивнул джинхар саинарского войска.

– Народ собрался, дядька Оника вас кличет.

Народ не просто собрался, а набился в просторный трактир пивовара. Люди стояли в проходах, мешая помощникам хозяина обслуживать посетителей. Но никто не роптал, не ругался, все ждали песнь.

Эйлин даже разволновалась, удастся ли им затронуть тонкие струны людских душ. Но княжна быстро успокоилась, когда запел Етугай. Голос у него был бархатный, проникновенный, а легкая хрипотца завораживала. Пел он о бескрайних степных просторах, о сопках, что напоминают курганы, возведенные доблести павших воинов, о силе барса, что дарована Великому Хану, дабы оградить весь мир от оторогов, скрыть его, аки крылом птичьим. Пел о ратных сражениях, о жизнях, что отдают саинарские воины, чтобы всем людям на Элитаре жилось вольготно.

Даже у Эйлин на глазах навернулись слезы, когда пришла пора припева. Ее голос дрожал, но княжна подпевала джинхару о том, как головы варсов и оторогов валились на землю, и полчища проклятого бога рассыпалось прахом от саинарской стали. Она помнила и историю, и мотив, потому что не раз слышала балладу вечерами в степи.

А когда они закончили, наступила тишина. Даже случайный скрип половицы казался очень громким.

– Угодили! – взревел хозяин. – Как есть угодили! Эй, кто там… Ярмилка, Малашка, ужин моим гостям!