Дар Дерзкий
Шрифт:
По ближней траншее подошел обряженный в незаметное официант и молча поставил перед гостем два небольших стекла – с водой и Н-водой. Весц, демонстрируя превосходный такт, будто и не заметил этого, легким тоном бросив в воздух свой заказ – блюдо из моченого мяса с корнями акидиры, порцию водных жуков и пару салатов из речных орехов. Когда безымянный, забрав опустошенные блюда со стола, собрался отходить, Следак задержал его звоном коленного колокольца.
– Выпьешь? – спросил он, глядя на гостя.
Тот кивнул:
– Красного катарнского.
– А мне синего, – согласился ди-Ггарц и с легким кивком отпустил официанта.
Его суставчатая
Следак снова оглянулся по сторонам и повернулся к Весцу.
– Я надеюсь, все прекрасно у тебя, старый товарищ?
– Безоблачно прекрасно, – стандартно ответил тот, нацепив лучистую улыбку. – Жизнь радует меня, как и прежде, Плеснебой.
Ди-Ггарц усмехнулся. Выходит, и до старика дошли слухи о его успехах. Прозвище «Плеснебой» Следак получил уже после того, как Весц покинул ряды Службы.
– Чудесно слышать это, – сказал он. – Чем же занимаешь свое время ныне?
Гость снова растянул губы, словно была сказана шутка.
– В мои годы уже не выполняют поручений. И я больше радуюсь своему одиночеству, чем своей работе.
– Что ж, это тоже достойное занятие. Одиночество позволяет живым сознавать гармонию мира и приближаться к искусствам.
– Это так, – Весц взял стекло с прозрачной водой и отпил из него половину. После поднес к губам мутноватую Н-воду и сделал несколько осторожных глотков. Закрыл глаза от наслаждения. Н-жажду всегда так приятно утолять…
Когда принесли блюда и вино, Следак искоса посматривал, как ест его гость. От ди-Ггарца не укрылись ни маскируемая жадность, ни торопливость. Он с грустью подумал, что, выходя в отставку, живые Службы теряют не только занятие и товарищей. Кто знает, каково на самом деле существовать этому старику, что сидит в одной лунке вместе с ним?
– …И тогда уборщик-моголон, оторопев, спросил у него: а как выглядит чистое стекло? – донеслось громкое от соседней лунки, где праздновали операторы первого уровня со своими девушками.
– О-оу? – пискнула одна из девиц.
– Рецц страшно заорал на дурака: Чистое стекло выглядит так, словно его нет!
Там все засмеялись анекдоту, снова в воздухе поплыл переливчатый девичий смех.
Ди-Ггарц почувствовал прилив раздражения. Нет, сегодня прошлое определенно испытывало его!
Бывший ученик и сослуживец уже доел свое мясо и теперь расправлялся с твердокрылыми жуками и салатами, временами запивая Н-водой.
Следак подумал: зачем понадобилась Ученику – сегодняшняя встреча? Пришел просить? Но прошлое не возвращается из Безбрежности, и только Кнэ властвует над временем. Поворачиваться к прошлому даже не бессмысленно – это безрассудно. А уж помогать прошлому – безрассудно вдвойне!
Ученик, наконец, покончил с едой и откинулся в лунке. Будто из ниоткуда появившийся безымянный споро убрал блюда и поставил перед ними стекла с вином, каждому свой. На вид они были совершенно одинаковыми.
– Прекрасный праздник, – вздохнув, сказал Ученик. – Благодарю тебя.
– Благодарение Кнэ! – бесстрастно ответил ди-Ггарц.
Они одновременно отпили из стекол, и Следак обратил внимание, каким глубоким был первый глоток Ученика.
– Учитель! – раздалось из соседней лунки. – Ваша очередь порадовать нас волшебной музыкой!
– Пожалуйста! – добавились женские голоса. – Три-почтенный ди-Ггарц!
Мы вас просим!Следак отметил, что, и правда, вокруг уже тихо. Память автоматически открутила назад – музыка стихла, когда его гость перешел от мяса к жукам.
– Когда-то и я просил тебя поиграть нам вечером, – мечтательно протянул Чудила, было похоже, вино начало действовать на старика.
– У нас сегодня гость, – громко произнес Следак, выпрямляя спину и посматривая на реццов в соседних лунках. Здесь были сослуживцы из всех четырех отделов, и совсем молодые щенки, и уже зрелые оперативники. – Сегодня с нами живой, проработавший в стенах Службы без малого пятьдесят лет. Самый веселый из моих учеников, самый удачливый из сыскарей. Предлагаю поднять стекла за здоровье и счастье уважаемого Весца!
Все восторженно загалдели, особенно молодежь из соседней лунки. Хотя было видно, это имя ничего не сказало им.
– Предлагаю послушать – какую музыку, накопленную за годы отдыха и гармонии, он сможет сегодня нам принести!
Послышались подбадривающие крики. Казалось даже кроги наверху загорелись ярче, бросая отсветы на косые стены. Весц взглянул на него удивленно-остро, будто пытаясь понять, Учитель сделал ему комплимент или насмеялся этим ходом…
Старик, наконец, кивнул, неловко привстав и приветственно помахав пушистой лапкой окружающим. После поднес палец к музыкальному аппарату и вставил в паз. Чуть наморщил носик, почувствовав укол и тут же довольно поднял вверх стекло с остатками своего синего вина.
– За Службу! – крикнул он.
– За Службу! – вразнобой ответили голоса со всех концов зала.
Следак заметил, что над некоторыми столами уже заклубился цветной дым. Веселье разгоралось. Он тоже поднял свое стекло и следом за Учеником отпил вина.
Раздались первые осторожные звуки музыки. Откинувшись в своей лунке, ди-Ггарц снисходительно вслушивался, чего там нажил старик в своей старости. Следак считал себя настоящим ценителем. Музыкальный аппарат, переводящий кровь и связанную эмоцию в гармонически организованный звукоряд, был изобретен так давно, что никто уже и не помнил, что авторство – за моголонами. Каким-то странным образом эта штука могла свидетельствовать духовные достижения, выражая музыкальной гармонией – гармонию мыслей. Когда-то давно ди-Ггарц и сам усиленно интересовался этим, пытаясь вникнуть в суть моголонской машинки, даже приобрел одну, хотя та стоила немало. Все, что удалось выяснить – музыкальный аппарат весьма слабо реагировал на сиюминутный эмоциональный настрой. Но почти всегда умел доставать из живых какие-то глубинные уровни, почти не задеваемые бурными волнами поверхностных будней…
Музыка Весца была ритмически организованной и ладовой. Размеренная и лишенная диссонансов, она неторопливо повторяла обороты, изменяя их во времени, будто повторения циклов природы. В ней было что-то цепкое, щемящее, и в то же время светло-возвышенное. Протяжный невысокий мотив настойчиво возвращался в вариациях, словно ища выхода и не находя его. Это было, как неясный вопрос, тревожащий душу, но молчаливый перед умом. Было так, словно похожие волны с перерывами набегали на один и тот же берег, отсвечивая то звонким светом солнца, то мягким светом звезд. Мотив не был особо изысканным, но он как-то доходил до самой глубины, цепляя странные потаенные нити в душе. Следак, профессионально контролируя окружение, заметил разлившуюся тишину в «зале веселья», замершие взгляды живых. Похоже, музыка задела и молодежь, и опытных оперов Службы…