Дар кариатид
Шрифт:
Теперь он почти не хромал. Опасность придала ему не известно откуда взявшиеся силы, так что девочка едва поспевала за ним.
Огонь остался позади. Впереди мрачно поблескивала река.
Река!
Захар все предвидел!
Он что-то говорил еще тогда, в Козари, что будет много огня и пепла и что-то о реке. Захар говорил об Одере! Но откуда он знал тогда, в сорок первом…
— Ты все знал, Захар? — эта догадка почему-то испугала девочку.
Мужчина ответил молчанием, подтверждая тем самым ее слова.
Он сосредоточенно раздвигал перед собой кусты,
— Кто ты, Захар?
Нина почувствовала, как по ее коже пробегает легкий озноб.
— Всего лишь проводник.
— Наших? Немцев? Ой, Захар! Прости! Конечно, наших! Что я говорю? Это от страха! Прости! Прости, Захар, не обижайся.
От страха слова так и сыпались в горящую темноту, а собственный голос теперь казался Нине странным и гулким в этом темном лесу, охваченном огнем.
— Мира, — кротко и коротко ответил Захар и остановился у реки. — Плыви на тот берег.
— Но я не умею плавать! — испугалась Нина.
— Плыви, — повторил Захар спокойно и уверенно.
— А ты?
— Я должен вернуться за своими.
— Захар!
— Плыви!
Нина робко вошла в холодную темную воду. Сразу у берега дно обрывалось, и девочка оказалась в воде по самое горло.
Оттолкнувшись от тверди обеими руками, Нина принялась отчаянно барахтаться и неожиданно со смешанным чувством радости и страха ощутила, что вода держит ее на плаву.
Девочка набрала в легкие побольше воздуха и поплыла лихорадочными рывками к другому берегу.
Там, на розовеющем горизонте, медленно вставало солнце.
Страшная ночь кончалась.
Там, на другом берегу были наши.
Там не было ни темного леса, ни пожара.
Там не было смерти.
Там было светло и тепло, и весна никогда не кончается.
Заветный берег был все ближе и ближе, и вот Нина решилась, наконец, выпрямиться и ощутила под ногами твердое дно.
Девочка шагнула на солнечный берег и проснулась.
Явь с весенним янтарным светом была как будто продолжением сна.
И даже ощущения при пробуждении не сменилось разочарованием: «Это был только сон».
Нет. Нина села на нарах.
Надя улыбалась чему-то во сне. Может быть, она тоже ступала по тому берегу.
Иван с сыновьями похрапывали на разные голоса.
Нина привычным движением вдела ноги в башмаки, но едва успела дойти до двери, как правый основательно истрепавшийся в лесу башмак остался на полу.
Громоздкая подошва оторвалась от изношенного верха и тяжело ударилась о деревянный настил.
— Что такое? — встрепенулся Володя.
Нина сокрушенно вздохнула и развела руками. Левый башмак выглядел не намного лучше. Ни сегодня — завтра и его постигнет та же участь.
Надя открыла глаза.
— Ну что вы шумите! Мне такой сон снился. Такой сон, а вы…
Девочка потянулась на нарах. Она была почти так же так же худа и мала ростом, как и в тот день сорок второго, когда Кристоф привел их в барак. Не намного подрос и Павлик.
— Тише ты! Раскудахталась. Смотри свой сон дальше, когда мы в лес уйдем, — потянулся на нарах Иван.
Сарай
сонно пришел в движение.За дверью послышался голос Кристофа.
— Что-то рановато сегодня Зеленое Перо, — бросил взгляд сквозь решетку Илья.
— Эй! Выходи!
В голосе Кристофа дребезжало раздражение.
— Подожди ты! — торопливо наматывал старую портянку на ногу Иван.
Нина нашла среди хлама под нарами распушившуюся от времени веревку и кое-как примотала ей к ноге оторвавшуюся деревянную подошву.
Порванный башмак мешал идти, и Крстоф встретил хромающую узницу подозрительным взглядом. Уж не вздумала ли девчонка притвориться больной?
Нина посмотрела сначала на привязанный к ноге башмак, потом на Кристофа. Он понимающе покачал головой.
— Gehe nach Langomark. Herr Schreiber gibt dir neue Schuhe.
(Иди в Лангомарк. Господин Шрайбер даст тебе новые туфли.)
Кристоф ловко оседлал велосипед и свистом позвал Дугласа и, что предполагалось само собой, узников за собой.
Нина плелась сзади и старалась наступать на правую ногу осторожно, чтобы веревка не развязалась и не протерлась.
Недалеко от Черного Замка узники с Критотофом во главе устремились в глубь леса, а Нина продолжила путь одна. Помощник лесника, видимо, решил, что Иван с сыновьями больше нуждаются в его надзоре, чем девочка в разорванном башмаке. Тем не менее, он счел нужным предупредить, чтобы она поскорее возвращалась работать с остальными.
Шрайбера Нина увидела издалека. Он быстро шел, почти бежал, к дому со стороны полицейского участка.
— Шеф, шюзы капут! — крикнула Нина на ходу, но Шрайбер только махнул рукой.
Ему, явно, было не до порванного ботинка.
Над Берхербергом медленно вставало солнце, а когда последние лучи скупого вечернего света разлились закатом по горизонту и растворились в темноте, ночь пронзили сто сорок зенитных прожекторов и устремились на противоположный берег Одера.
Били «Катюши», били «Ванюши»… В эту ночь наши войска переходили через Одер. А в маленьком сарайчике у зарешеченного окна неподвижно смотрели на зарево вдали исхудавший заросший мужчина, трое его сыновей и худенькая синеглазая дочь. И еще одна девочка постарше, чернобровая, с взрослым строгим взглядом и длинными, как у куклы, ресницами.
Люди ничего не говорили друг другу, но было понятно без слов, что в эту ночь все нервные окончания земли сосредоточились в свете световых мостов над Одером.
К утру канонада стихла.
Теперь в прозрачном свете разливалась радость и умиротворенность, как будто не было ни канонады, не недавней агонии войны.
Солнце настоялось к полудню янтарными бликами, а барак все никто не открывал.
Только редкие выстрелы время от времени вспугивали с веток птиц. В бараке все давным-давно проснулись, а Кристоф все не приходил.
— Наши, наверное, уже где-то рядом, — радостно блестел глазами Ильюшка. — Немцы уже к американской границе бегут — только пятки сверкают. Боятся, гады, в руки к русским попасть.