Дар кариатид

От мыслей-лебедей захотелось зарыться с головой в не-черный бархат, кружева, белоснежные, розовые, как яблоневые и вишневые сады, захватившие Германию в дурманящий, ласковый плен.

Нина не заметила, как оказалась на последнем четвертом этаже. Девушка стояла у окна, откуда могучим частоколом высился ряд крепких дубков.

Расплавленным зеркалом приглашало посмотреться в тёмную глубину озерце. Как заведённые, чёрные фигурки скользили по его прохладной глади.

Раз… два… три… четыре… пять… шесть… семь… Внимательным взглядам Нина прошлась по изогнутым шеям. Облегченно вздохнула и отошла от окна, остановилась посередине комнаты, ближайшей к лестнице. Как и во всём доме, здесь каждый метр был оккупирован беспорядком. Дыбились пружинами вспоротые черные диваны и кресла. Жалко громоздились изломанные столы и стулья. Портреты недоумённо взирали на крах былого уюта из искалеченных рам. Одному холсту досталось особенно. Картина лежала ничком посредине комнаты. Рваными ранами зияли следы от пуль, стреляли несколько раз, как в опасного врага, чтобы убедиться: уничтожен. Повинуясь тому щекочущему любопытству, которое заставляет ребёнка шагнуть в незнакомое тёмное помещение, Нина повернула картину и тут же отшатнулась от неё. На неё смотрели холодными безднами голубые глаза Развязавшего Войну. Девушка поспешила перевернуть картину, взгляд Нины заметался по комнате и нашёл приют на распахнутой дверце шкафа, откуда вот-вот грозило вывалиться розово-белое кружевное облако. «Только на бал в таких платьях, — подумалось Нине. — Куда мне». И она решительно отвергла воздушный соблазн.

Зато в другой комнате она обнаружила очень удобное зелёное с белым воротничком платье на каждый день и нарядное красное. Но красное было похоже на то, что когда-то подарила ей хозяйка Черного Замка. Слова Стефы о сгинувшей в огне крематория женщине, носившей платье по итальянской моде, пронеслись в мыслях неприятным воспоминанием, и Нина отбросила и это платье. С удовольствием перед огромным трюмо (ещё больше, чем в доме Шрайбера!) переоделась в зеленую обновку. Не меряя, прихватила с собой поманившее яркостью голубое платье. Изношенный в прах серый в полосочку ситец повержено, лежал на полу. Не было недостатка в доме и в обуви. Нина выбрала зелёные туфли на низком каблуке и белые носочки к ним. Обувь была немного велика, но девушка подумала, что так даже лучше, не набьет мозоли. К тому же, туфли как нельзя лучше подходили к её новому платью, и оставить их в Черном Замке было невозможно. Про запас Нина захватила бежевые ботиночки, совсем без каблука. Эти пришлись как раз в пору и были ещё удобнее зелёных, хотя и не так красивы.

Наряды обступали, как враги, так и просились в руки. «Примерь меня, и меня…», как будто хотели навсегда захватить темноволовую красавицу в шёлково-бархотный плен. Но надо было спешить. Каждый день теперь непредсказуем. А в бараке скоро проснутся. Не время сейчас крутиться у зеркала.

Тем не менее, Нина все-таки решила на минуточку остановиться у озера.

Черные лебеди всё так же величественно и грустно скользили по темной глади, медленно поднимали и опускали красные клювы. Зеленые листочки нелепо оборвавшимися юными древесными жизнями плавали по озеру и казались похожими на потерявшиеся в океане кораблики…

* * *

…Бульона и мяса хватило еще и наутро. Подкрепившись, узники выбрали себе из ряда велосипедов, стоявших у стены дома с голубятней, по одному и поехали в сторону Лангомарка.

Толком ездить на велосипеде Нина не умела. Как-то пару уроков ей дал Габриш, но этого оказалось не достаточно, чтобы уверенно держаться в седле совсем ещё новенького двухколёсного голубого красавца. Иван со старшими сыновьями, как оказалось, ездить на велосипеде умели, и даже, к удивлению Нины, Надя и Павлик управлялись с велосипедом лучше неё.

— Пока все были на работе, Ирма и Курт давали нам покататься на велосипеде, объяснил Павлик в ответ на пристрастные расспросы Нины.

— Это ещё что, — похвалился Илья. — В Брянске мы на велосипеде с рамой катались, — провел он рукой от седла к рулю, показывая, где находится эта самая рама. — Так на них кататься тяжелее.

— Упадешь, так уж упадешь! — подтвердил Володя и уехал вперед.

Иван с остальными детьми поспешили за ним, оставив Нину далеко позади.

Велосипед по-прежнему не слушался, но скользить по узкой лесной дорожке было легко и приятно. Семейство Ивана уже скрылось из виду.

Тёплый ветерок колыхал деревья в такт многоголосому утреннему птичьему концерту.

Девочка хотела было окликнуть уехавших вперёд, но переднее колесо наскочило на толстую ветвь. Беспомощно попытавшись проехать по воздуху, велосипед, как норовистый конь седока, сбросил девочку в кусты.

От неожиданного удара в глазах так и заплясали солнечные зайчики.

Нина потёрла ушибленное место и, морщась от боли, поднялась на ноги. На коленке сквозь белую, чуть подрумяненную весенним солнышком кожу проступало уродливое синее пятно.

Откуда-то из-за деревьев доносилось нестройное пьяное пение.

Девочка взяла велосипед за руль и, прихрамывая, сделала несколько шагов.

Из-за поворота, за которым скрылись её спутники, лихо наклоняясь набекрень, выехала тачанка.

Навстречу ехали двое — щуплый блондин и здоровяк с залихватскими рыжими усами. Обоим мужчинам было лет по тридцать пять.

Два вороных скакуна быстро отбивали дробь копытами.

— Эх, тачанка-растачанка,

Наша гордость и краса! — разносилось по лесу.

Пьяный дуэт вдруг резко оборвался.

— Стой, девочка! — рыжеусый с неожиданным для пьяного проворством соскочил с тачанки.

Второй, лениво развалившись на устилавшем её брезенте, наблюдал за происходящим с выражением предвкушения в уголках глаз и пьяной ухмылкой.

Нина остановилась под пристальным и почему-то враждебным взглядом возникшего перед ней, как хищный зверь, здоровяка.

— Ты кто? — подошел он ближе.

Голос офицера был таким же недоброжелательным, как и взгляд.

— Я русская, — Нина сама удивилась, как неуверенно прозвучал ее голос, как будто перед ней вдруг появился сам Гитлер. Но от короткого ответа, который, казалось бы, должен был настроить более дружелюбно этого русского бойца, хищный зверь вырвался одним прыжком из мутной глубины его глаз.

— Ах ты сука! — подошел офицер уже вплотную, так что девочке пришлось попятиться. — Немецкая проститутка!

Девушка молча хлопала ресницами, а обвинитель по-прежнему смотрел на нее с презрением и ненавистью во взгляде.

— Сбежала с немцами! — продолжал он, пьяно покачиваясь. — У меня и сестра здесь. Такая же…!

Рыжеусый нецензурно выругался и презрительно сплюнул сквозь зубы.

— Тоже с немцами, сука, сбежала. Если встречу ее — вот этой самой рукой застрелю.

Для убедительности рыжеусый офицер потряс в воздухе увесистым кулаком.

— Иди! — отрывисто бросил он в завершение пьяной тирады, показывая кивком головы на дорогу.

Нина сделала вперед несколько шагов, оставив тачанку позади.

Короткий щелчок (этот звук прицелившейся смерти нельзя было спутать ни с чем) заставил девочку снова остановиться.

Резким движением Нина отбросила велосипед на землю и повернулась лицом к офицерам. Дуло пистолета смотрело на неё в упор.

Худощавый офицер лениво слез с тачанки, пьяно покачнулся и подошел к рыжеусому. Таким же ленивым жестом толкнул его в бок и сделал девушке знак рукой:

— Подойди-ка сюда…

Нина несмело шагнула навстречу.

— Сколько тебе лет-то было, когда ты сюда попала? — прищурился он.