Дар кариатид
Шрифт:
Стефа погасила лампу. Дождь настойчиво стучал в чердачное окно, как будто просился внутрь.
Глава 43
Заячьи поляны
Курт и Отто курили и лениво перекидывались словами, восседая на огромном, уже очищенном от веток поваленном дубе.
Расслаблено к концу последнего на неделе рабочего дня чувствовали себя и узники. Никто уже не ожидал приезда Шрайбера.
Сумерки начинали сгущаться, когда из-за деревьев показался велосипед лесника.
Верный Дуглас бежал рядом с хозяином,
— Wir haben es geendet, Herr Schreiber, Уже закончили, хэр Шрайбер, — часто заморгал Пауль.
Приезд лесника был неожиданностью и для него.
— Ich sehe es, Я вижу, — обвел взглядом участок Шрайбер и махнул рукой, созывая узников.
Курт и Отто лениво поднялись было с бревна, но лесник отрицательно помотал головой.
— Nein, nein. Ihr d"urft nach Hause gehen, Нет, нет. Вы можете идти домой.
Узники настороженно подошли к леснику, но выражение лица Шрайбера не предвещало ничего плохого.
Напротив, он обвел русских веселым бодрым взглядом.
— Ihr geht morgen zur Jagd mit, Завтра вы идете со мной на охоту, — в голосе лесника звучали торжественные нотки, как будто он сообщал о какой-то чрезвычайно почетной миссии.
— На охоту? — оживился Иван.
— Aber hofft nicht darauf, da ihr das Gewehr mitnehmt, Только не надейтесь, что возьмете в руки ружье, — усмирил пыл узника лесник.
Кристоф ехидно хихикнул и тут же забеспокоился сам.
— Und ich… Gibt man mir das Gewehr? А я… А мне дадут ружье?
— Sprechen wir dar"uber sp"ater, Поговорим об этом позднее, — неопределенно ответил лесник, и Кристоф сник.
Неужели ему не позволят подстрелить хотя бы кабана?
«Поговорим об этом позднее». Хорошо еще хэр Шрайбер не сказал: «Ты слишком мал, Кристоф, чтобы брать в руки ружье» перед этими русскими.
Кристоф насупился и отошел к Курту и Отто, словно все, что касается охоты, совершенно не волновало его.
— Morgen, bei Tagesanbruch, Завтра на рассвете, — понизил голос лесник. — Kommt zu dieser Laube, Приходите к этой беседке.
Шрайбер кивнул на деревянное строение недалеко от поля.
На рассвете Нину разбудили голоса. Ганнурата весело о чем-то щебетала на улице, и в ее быстрой, почти птичьей речи Нина уловила слово «охота».
Утро разлилось по небу розоватым молоком и насмешливо заглядывало в чердачное окошко.
Петух эконома громко возвещал о том, что наступил новый день. Овцы блеяли спросонья и вступали в спор на разных языках с лесными птахами.
Девочка опустила ноги в башмаки.
Стефы уже не было в чердачной коморке. Наверное, улизнула к Феликсу с утра пораньше. Хозяина Стефы, степенного и хорошо в годах, давно уже не манил зов охотничьих рожков, и веселая полячка сполна могла наслаждаться и этим воскресеньем.
Прохлада мокрой кошкой ластилась к голым лодыжкам, и девочка поспешила закутаться в пальто, уже едва скрывавшее коленки. Но другого не было.
На первом этаже барака уже хозяйничал покой и пани Сконечна. Остальные ушли на охоту.
Нина бросила пожилой пани: «Доброе
утро» и, поежившись, вышла в осеннюю прохладу.По дорожке в сторону леса шел Иван с сыновьями.
Нина догнала их у самых зарослей.
Отец четверых детей что-то весело насвистывал и, увидев, Нину, обратился к ней вполне беззлобно:
— И ты что ли с нами?
Нина равнодушно пожала плечами.
Идти в воскресных день на охоту совершенно ей не улыбалось, но хозяин подозвал всех работавших узников.
— Эх, женщина на охоте — это ж все равно, что баба на корабле, — в сердцах махнул рукой Иван. — А тем более девчонка-пигалица. Но поди это немцам объясни!
Нина не стала спорить.
— Хоть бы в воскресенье дали поспать, — не разделял восторгов отца по поводу предстоящей охоты Илья и зевал во весь рот. — Еще бы хотя бы часочек. А потом можно и на охоту.
— Тоже мне охотничек, — криво усмехнулся Иван. — Не видел ты, Илья, настоящей охоты. Эх, не видел!
Улыбка отца четверых детей стала почти мечтательной.
— Вот у нас на Брянщине… Там охота так охота. Одних волков не счесть.
— А я помню, как ты волка домой принес, — оживился Ильюшка.
— А я один раз лису подстрелил, — напомнил о своих охотничьих заслугах Володя.
Ильюшка насупился, молчал и отводил глаза в сторону.
Взгляд старшего брата стал виноватым и жалостливым. Вот жили бы они в России, глядишь, и брали бы уже Илью на охоту.
— Вот вернемся в Россию, будем втроем на лис ходить, — вкрадчиво пообещал Илья.
— Нет, на лис я не пойду, — тряхнул пшеничным чубом Илья.
— Это почему? — удивился Володя.
— Жалкие они — лисы, — вздохнул младший брат. — И красивые. На волков — это пожалуйста. Они и на людей нападают. А на лис или там зайцев — нет, не хочу.
— Жалко, значит? — насмешливо прищурился Володя.
— Жалко, — миролюбиво согласился Илья.
— А Пауля, значит, не жалко дразнить было? — продолжал подтрунивать старший брат.
— Так Пауль — немец! — удивился вопросу брата Илья.
Иван замедлил шаг, вглядываясь вдаль. Из-за деревьев показалась знакомая беседка.
Ее уже успели занять узники из барака. Галя, и сестры Маришю и Ганурата сидели на скамье, Василь и трое братьев-поляков весело толпились у входа.
— А хозяина-то и нет, — разочарованно протянул Иван. Охотничий азарт вернул блеск усталым глазам узника, как будто снова шумел перед ним зеленым океаном Брянский лес.
Иван застыл у беседки и напряженно, нетерпеливо смотрел вдаль, предоставив остальным сидеть и равнодушно ждать на мокрой от измороси скамейке.
За поворотом мелькнуло, наконец, зеленое перо.
— Вот и Мартын наш с семенами! — зевнул во весь рот Илья.
Рядом с лесником бодро трусил коричневый дог.
Иван невольно поежился не то от утреннего ветра, не то от прозвища, прозвучавшего как будто с другой, невидимой, стороны бытия.
Так называл лесника дядя Федор.
— Не Мартын он, — суеверно набросился на младшего сына Иван, — а Иоанн. Иван по-нашему.