Даруль Китаб. Книга III-II. Хранители. Алхимия и География
Шрифт:
«Счастлива ты, о Мария, ибо сокровенное знание и великая тайна открыта тебе».
Тогда Мария воскликнула: «Слава Богу, да будет Он прославлен».
В одном из исламских манускриптов её называют «Марией Мудрой, дочерью царя Сабы» и приводятся её слова:
«Это [Философский камень] – великая тайна. Её презирают и попирают ногами, но это презрение – милость Аллаха, да будет Он возвышен, чтобы дураки не узнали об этом и забыли».
Другой, более поздний представитель Александрийской школы, греко-египетский алхимик и верный последователь Марии Коптской, знаменитый Зосим Панополит (ум. в IV в.), известный под латинским именем Zosimus Alchemista, о котором
Оно строилось на сочетании технических и гностических идей.
Каждое превращение и преобразование веществ магистр соотносил с обращением «духа» (pneuma) и с возникновением «пневматического человека», стремящегося вознестись к Божественному. Именно этой цели, по мнению Зосимы, должна служить Алхимия.
Для того, чтобы подобная алхимия сработала, необходимы две вещи … хорошо оборудованная лаборатория и второе – нужно быть ментально очищенным, для получения истинного сакрального знания … «гносиса».
Большая часть произведений Зосимы дошли до нас в арабском, а затем и в латинском переводах. Сегодня около 15 таких рукописей хранятся в Тегеране, Каире, Стамбуле, Дублине, Ватикане и Рампуре.
Одно из его центральных произведений составлено в форме диалога, где магистр обращается к своей ученице Феосевии, разъясняя ей путь посвящения в тайные мистерии. Книга разделена на 13 глав, каждая из которых предваряется отдельным изображением. Две главы описывают символы и образы, которые использует мастер, повествуя о своём учении.
«Есть две науки и две мудрости: египетская и еврейская, причем последняя подтверждается божественной справедливостью. Наука и мудрость самых превосходных господствуют и над тем, и над другим. Оба берут свое начало в давние времена. Их происхождение происходит без царя, автономно и нематериально; оно не имеет дела с материальными и тленными телами, оно действует, не подчиняясь чуждым влияниям, поддерживаемое молитвой и божественной благодатью.
Зосим, как и большинство греко-египетских адептов, считал, что у всех металлов есть некая общая материя. Имена благодаря ей возможно превращения одного в другой, ибо «в них есть единое». Следуя теории Аристотеля, алхимики считали, что этот первоэлемент – ртуть, образно говоря, «зародыш», который следуя по пути совершенства воплощался во все остальные виды металлов, пока не дойдёт то апогея совершенства … Золота.
Чтобы преобразовать металл сначала его нужно восстановить до первородного состояния, то есть очистить, а затем воздействовать на него специальным летучим ингредиентом, который и придаст ему новые сущностные свойства. Таким образом в процессе глобальной трансмутации участвовали сами металлы – свинец, олово, медь, железо, представляя собой субстрат превращения, и бестелесные вещества в виде летучих паров на основе серы и мышьяка, которые называли «настойками» и которые отвечали за сам процесс преобразования.
Следуя Александрийской алхимической традиции, Зосим разделял все вещества на нелетучие, неподвижные, называя их «телами», и летучие, называемые «pneuma» (дух), которые могут быть материализованы во влажном виде … «настойкой».
Что касается духовного аспекта подобных превращений, то, как и в работах Марии Коптской, Зосим уделяет этому очень большое значение, указывая на необходимость Божественного просветления, в контексте стремления к искуплению и совершенству, поэтому его религиозно-ориентированная алхимия была названа «священной технологией».
В одном из своих текстов
магистр повествует о сновидениях, что являли ему ключ к сакральному знанию. Он относился к этому, как к откровению свыше и сразу же перекладывал увиденное в символические описания алхимических превращений. Так, в одном из снов Зосим подходит к алтарю и встречает пророка Иону (Йунуса), который представился, как «хранитель внутренних святилищ». Вдруг Иона пронзает Зосиму мечом и расчленяет его на четыре «тела природы» (на четыре элемента), затем кладёт их на алтарь и сжигает в очистительном огне, пока Зосим не осознал, что из телесного он преобразовался в Дух.В этот момент магистр просыпается, начинает размышлять, потом снова засыпает и вновь оказывается на том же месте, но на этот раз у основания алтаря лежит едва живой человек, словно после пыток, и говорит, обращаясь к Зосиме: «Всё, что ты видишь есть вход, выход и преображение…».
Так Александрийский алхимик, в своём учении опирается на герметическую традицию осмысления бытия, при котором Божественное становление человека возможно лишь через трансформацию его Духа, сбросив оковы мирского бытия, в которые его заточили «архонты» (демоны).
«Сиди спокойно дома, и придет к тебе Бог, который повсюду, а не заключен в малейшем месте. И, будучи спокоен телом, умиротвори и страсти свои, и желание, и наслаждение, и гнев, и печаль, и двенадцать частей смерти. Таким образом, взяв под контроль себя, вы призовете божественное [прийти] к вам, и воистину оно придет, то, что есть везде и нигде».
Духовное перерождение адепта во время алхимической процедуры одновременно с трансформацией металла, когда рождение Золота синхронизируется с пробуждением Духа, «божественной пневмы» магистра – таков алхимический путь просветления и искупления, ибо … «Как Верху, так и Внизу».
Примерно в это же время начинается активная латинизация земель Западной Римской империи в Северной Африке. Алхимия, как и многие другие академические дисциплины, признаётся дьявольским порождением языческого культа и объявляется вне закона, а в 391 году, при императоре Феодосии, христианские адепты полностью сжигают Александрийскую библиотеку. Философы, математики, астрономы и алхимики бегут на Восток, спасая то, что ещё можно было спасти.
Арабо-мусульманский герметизм, как и вся глобальная Наука, становится единственным местом встречи подавляющего большинства академических, культурных и мистических учений материковой Евразии. До Золотого века ислама, обозначения «Восток» (т.е. Персия, Индия, Китай) и «Запад» (Средиземноморская Европа) означали чёткое разделение, автономность и нетождественность двух традиций, соприкасающихся лишь на уровне небольших торговых контактов и редкой «миграции» творческих индивидуальностей. Очень ярко подобные встречи описал советский поэт Николай Заболоцкий (ум.1958):
Не то, чтоб сложной их натуры
Не понимал совсем монах, -
Здесь пели две клавиатуры
На двух различных языках.
Всегда были два языка, два типа мышления, два мировоззрения, разделённые стеной непонимания до тех пор, пока они не обнаружили себя на академических подмостках арабо-мусульманского Халифата. Именно здесь, умопостигательным духом исламских мудрецов, состоялся их первый полноценный диалог, который конечно же был бы невозможен без соответствующих внутренних и внешних предпосылок. Добавьте к этому невероятный образовательный потенциал, и уже не останется никаких сомнений в высокой значимости Ближневосточного научно-культурного наследия для последующего ренессанса европейской эпохи Возрождения.