Давай поспорим?
Шрифт:
Рома подлетает ко мне, обнимает и силой приподнимает мой подбородок вверх, принуждая смотреть ему в глаза. Сейчас они черные. Как то атласное одеяло. И как та дыра, в которую меня засасывает. Я понимаю — он на грани. И внутри него ведется ожесточенная борьба. Только вот с чем? Или кем?
— Ты понимаешь, что пути назад не будет? — дает он мне последний шанс отступить.
— Его уже нет, Рома, когда я чуть не убилась под колесами твоей машины.
Бам!
Мои губы были накрыты его губами в поцелуе, который нежным никак не назвать. Грубый, властный, жесткий. Он не щадил ни меня, ни себя, терзая и покусывая. Боже, это сладкая боль граничит с каким-то мазахизмом, потому что мне нравится.
Его руки будто заново изучают мое тело. Они живут отдельной жизнью от его губ. У них другая задача. Нежно, поглаживая и слегка сжимая, эти движения настолько контрастируют с его губами, что мозг перестает вовремя перерабатывать информацию. Я теряюсь, голова кружится.
Рома прекрасно почувствовал мое состояние и, взяв на руки, пошел в спальню. Ту самую, где он трахает всех своих баб. Скоро я буду одной из них.
Как только мы переступили порог, Рома отпустил меня, наблюдая за мной и моими реакциями. Жестоко. Я ведь… ничего не умею. Я не та соблазнительницы, что манит наманикюренным пальчиком. И просто отхожу от него на расстоянии вытянутой руки. Глаза в глаза. Непрерывно. Медленно опускаю руки и беру футболку за края, чтобы стянуть ее. На мне больше ничего нет. Совсем ничего. И он жадно рассматривает каждый мой сантиметр. Боже, как тогда у него в кабинете. Только сейчас обстановка другая, да и я обнажена перед ним. Обнажена душой и телом.
Стою и жду. Вердикт? Нравится\не нравится? А он не торопиться. И будто наслаждается мной. А потом подходит ко мне, убирает выбившуюся прядь за ухо и нежно целует. Не так, как в гостиной. Боже, это совсем другой поцелуй, наполненный любовью и легкость. Он сдается.
— Что ты со мной делаешь, Настя, — прошептал он мне ушко.
И берет меня, чтобы уложить на кровать. Наконец-то я ощущаю вес его тела на себе. Самая сладкая и желанная тяжесть. Пусть заканчивается воздух в легких, пусть не могу вдохнуть, пусть хрустят все косточки. Рома зацеловывает каждый миллиметр от шеи до пальчиков на ногах. То едва касаясь, то слегка прикусываю, вызывая стон наслаждения и ворох мурашек.
С каждым его движением, пожар в животе разгорается. Нестерпимо горячо и влажно. Между ног. Если не коснуться, не провести ладонью, можно сгореть. И когда я чувствую его руку у себя на лобке, как его пальце аккуратно начинают меня ласкать, задевать клитор и мягко его тереть, уже более громкие стоны наполнили комнату.
Я не чувствовала раньше то, что чувствую сейчас. Фейерверк эмоций. Фейерверк и чувств, и наслаждений. Я как флейта, которая играет нужную ему мелодию, нажимая на нужные ему точки. Флейта в руках опытного флейтиста.
Оргазм, который накрыл меня от его ласк, заставил меня раскрыть глаза на доли секунды, чтобы увидеть звездочки, летящие в разные стороны. Мощно. Сильно. Божественно.
Рома дал мне минуту, чтобы прийти в себя. Это и мало, и много одновременно. Я не хочу, чтобы он отстранялся. Мне нужно его тепло, его запах. Но и онемевшие пальцы ног никак не помогали вернуться.
Сильно колотящееся сердце звучало как биты музыки в клубе — оглушающе громко. Но это была самая дорогая мне музыка. Его сердце. Оно вот здесь, рядом с моим. Которое бьется так же быстро и оглушающе громко. Получится ли у нас исполнить дуэт? Или мы, как и многие, разойдемся, чтобы играть свою музыку уже другим?
Он снова принялся меня целовать, сначала нежно и едва касаясь, потом его напор стал жестче. Его нетерпение я чувствовала кожей. Рома наклонился надо мной, чтобы заглянуть в мои потемневшие глаза. Какого они сейчас цвета? Того же виски?
— Обещай, что ни о чем не будешь жалеть? — тихо произнес он.
— Обещаю.
Его
напор я чувствовала там, внизу. Стало и горячо, и страшно. Хотелось большего, чтобы уже наполнил меня собой, ощутить, как растягиваются стенки, эта сладкая, немного ноющая, но такая приятная боль.Продвигаясь мучительно медленно, будто боясь причинить то, о чем будет сам жалеть. Я чувствую как напрягаются его мышцы. Все. Рома — само средоточие. Если таковое возможно сейчас. А потом резкий толчок. До упора. До распахнутых глаз и резкого выдоха. Хорошо.
— Что? — откуда-то слышится Ромин голос.
— Не останавливайся, прошу.
— Потом вернемся к этому разговору. Но сейчас точно держись.
Рома не щадил меня нисколько, как и обещал. Бешеный ритм, который он сразу взял, вколачиваясь в меня до упора. Жадно. Присваивая. Одновременно лаская меня, ублажая и целую доступные ему места: шея, ключица, впадина между ней, скулы.
Потом развернул меня и поставил на четвереньки. Я в таком состоянии, что превратилась в податливую и теплую глину. Можно лепить, что душе будет угодно. Это порочная и пошлая поза приносит такое удовольствие, что я сама уже двигаю бедрами ему навстречу. Горячие и влажные шлепки разносятся по всей комнате и действуют возбуждающе. Еще чуть-чуть. Еще. Горячий поток начинает подниматься от копчика, концентрируясь внизу живота, закручиваясь в пружину.
Рома слегка хватает меня за горло в немой просьбе прильнуть к его торсу. И сам жадно покрывает поцелуями шею сзади. Слегка задевая зубами и иногда покусывая.
— Ну давай, кончай, маленькая, — звучит, как приказ, который через пару секунд выполняю.
Оргазм, обрушившийся лавиной, смел меня со своего пути. Я где-то глубоко, откуда тяжело вынырнуть. Мое тело меня не слушается, пуская токи до самых пальчиков. Сколько прошло времени, а онемение так и не проходит. Я жадно ловлю воздух ртом, не могу надышаться. А в самый пиковый момент Рома покусывает меня за шею, как тот самый лев, помечая свою самку. Наверняка, останутся следы.
После такой наполненности и эйфории приходит опустошение. Как на американских горках, когда ты преодолел самые высокие точки и мертвые петли, твой вагончик медленно останавливается, подъезжая к финишу. А потом резкое торможение, что тебя слегка отбрасывает вперед. И если бы не ремни безопасности, можно удариться носом.
Я лежу на Роме не в силах пошевелиться. Совсем. Одна нога перекинута через его бедро, а голова покоится на его плече. Мне хорошо и тепло. Спокойно. О чем думает Рома? Об этом не спрашивают мужчину сразу после секса, ведь так? Только вижу, как он устремил свой задумчивый взгляд в потолок. И взгляд такой, будто решает сложную математическую задачу.
— Кто он? — грустно спросил Рома.
Это он о….
— Бл*ть, Настя, я думал что у тебя ни разу еще не было. Я думал, ты девственница, — продолжил он.
Вот он о чем. И что мне сейчас ему все рассказывать? И он правда хочет это знать?
— Его звали Егор. Он с параллельного потока. Понравился мне с первого курса, но он долго меня не замечал. Это и понятно, кто будет смотреть на девушку, вечно летающую в облаках, в необъятной толстовке, с кучей конопушек и в очках. Так себе сочетание. А потом, два года назад, что-то изменилось. Мне так показалось. Он пригласил меня в кафе. Помню, как рассказывала маме, что парень, в которого я была влюблена еще с первого курса, пригласил меня в кафе. Она радовалась, даже прослезилась, что ее дочка совсем стала взрослой, на свидание ее зовут. А у меня даже одеть было нечего. Одно платье, и то с выпускного. Она дала мне деньги, чтобы я пошла в магазин и купила себе то, в чем хочу пойти. А потом этот наряд будет висеть на вешалке в шкафу и напоминать об этом событии.