Давай сыграем… в любовь…

— Думаете, это тот же лакей, который рассказал вам о щенке?

— Возможно, это — один и тот же человек, — кивнула девушка.

— Вельзеер допрашивает слуг, но пока безрезультатно.

Амалия хотела возразить, что это, скорее всего, ненастоящий лакей, но барон Фриш подошел к ним:

— Ваше Величество, Ваша Светлость, — он почтительно склонил голову, — Хочу напомнить, что у вас гости…

— Эдмунд, хочу напомнить, что именно твоя родительница настоятельно советовала нам с Амалией сыграть счастливую влюблённую пару, — слегка язвительно отозвался Рудольф, — Влюбленным свойственно уединяться…

Девушка взглянула на него, полагая, что император шутит, но нет, он говорил серьёзно. Значит, весь их разговор для него был игрой… Настроение испортилось.

— Эдмунд прав. Нам пора вернуться к гостям, — тихо сказала девушка. Император покачал головой:

— Постойте еще минуту.

— Извините, мне не стоит пренебрегать своими обязанностями, — она постаралась, чтобы голос звучал все так же благожелательно, и достаточно быстро, так, чтобы никто не успел остановить ее, направилась к диванам.

Вопреки её ожиданиям, этот вечер не стал затягиваться: поняв, что получить протекцию от невесты императора не удастся, гости отбыли достаточно быстро, после чего все еще расстроенная Амалия, сославшись на головную боль, прошла в спальню. Мари, глядя на её расстроенное лицо, решила воздержаться от вопросов, за что Амалия была ей благодарна. Горничные, теперь их было уже трое, помогли девушкам переодеться и вышли, а они еще достаточно долго сидели каждая на своей кровати, заплетая волосы в косы и обсуждая все случившееся за день.

Заснула Амалия почти сразу, как голова опустилась на подушку. Сон был какой— то тяжелый, он не давал спокойствия, а утягивал в зыбкую трясину нереального. Она вновь брела по дворцу, только на этот раз почти в полной темноте. Порывы невесть откуда— то взявшегося штормового ветра сбивали с ног, каждый шаг давался с большим трудом. Часто она падала на колени и каждый раз поднималась, зная: свались она — это конец.

Вот и знакомые ореховые двери. Лакей, чье лицо оставалось в темноте, распахнул их, перчатки на его руках были красные. Присмотревшись, Амалия поняла, что ткань пропитана кровью. Отшатнувшись, девушка вбежала в кабинет императора. Рудольф был там, он стоял у окна, держа в своих объятиях женщину. Он повернулся. Усмешка исказила его лицо, а потом сверкнули клыки зверя…

Девушка проснулась от того, что кто— то тряс ее за плечо.

— Что? — пробормотала она, все еще задыхаясь от отчаяния и страха.

— Там… там кто— то ходит, — в темноте лицо Мари казалось особенно бледным.

— Где?

— В соседней комнате. Слышите?

Амалия прислушалась. Действительно — шаги. Размеренные и тяжелые, словно проникший в императорские покои прекрасно в них ориентировался. Звуки доносились все ближе. Девушки переглянулись.

Амалия вскочила с кровати, подхватила шелковый халат, лежащий на стуле, дрожащими руками затянула пояс. Мысль постучаться в закрытую дверь, ведущую в спальню императора, она отмела сразу, ее вид вполне мог спровоцировать мужчину на те поступки, о которых они вполне могут пожалеть впоследствии. К тому же, все еще находясь под впечатлением от сна, она не могла разграничить кошмар и явь, и ей чудилось, что Рудольф действительно обнимал другую… а еще и эти клыки…

С другой стороны, по ее комнатам бродил кто— то. Возможно, это был именно тот лакей, которого они искали, и кто — в этом она почему— то не сомневалась — и пытался отравить императора.

Амалия вслушалась в размеренные звуки, доносившиеся из-за дверей, и вдруг поняла, что ее так насторожило. Тот, кто бродил за дверью, был не человек. Люди не умеют ходить так плавно, размеренно, цокая когтями по полу.

— Мари, — еле слышно прошептала Амалия, схватив фрейлину за руку, — Это оборотень…

Та побледнела и вскрикнула, шаги сменились прыжками, дверь задрожала, затем распахнулась, и в проеме возникла оскаленная темная морда с ярко горящими зелёными глазами.

Тут же вспыхнула магическая защита, наложенная Рудольфом. Нити зазвенели, переливаясь зелено— синими сполохами.

Зверь зашипел, попятился, клацая зубами. В магическом свете его клыки отливали голубым, было видно, как с них медленно стекает слюна, оставляя на паркете безобразные темные кляксы.

Мари завизжала. Амалия прошептала заклинание, которое вдруг вспомнила, ему учил брат, и оборотень отлетел к противоположной стене. Еще одно заклинание — и свечи в канделябре, стоящем на прикроватном столике, загорелись.

Оборотень рыкнул, затем двинулся вперед, когтями словно вспарывая магическую защиту. Послышался звук лопнувших струн, нити пропали, и зверь с утробным рыком ворвался в спальню. Остановился и вновь оскалился, пристально смотря на девушек. Длинный хвост так и хлестал по худым бокам.

В панике Мари швырнула в него подушкой, зверь клацнул зубами, и перья разлетелись по всей комнате. Оборотень несколько раз чихнул и потер лапами нос, смахивая пух.

Пользуясь заминкой, Амалия заметалась у кровати, схватила злосчастный канделябр и, размахивая им как факелом, попыталась ткнуть зверю прямо морду.

Тот отпрянул, попятился, а затем, ухмыльнувшись во всю пасть, припал на передние лапы, готовясь к прыжку. Он прыгнул, и Амалия, не раздумывая, дернула за балдахин, тот с ужасающим грохотом рухнул, подняв столб пыли. Оборотень отпрянул, но тут же развернулся, угрожающе клацнув зубами, вновь припал к полу, не сводя пристального взгляда со своей жертвы. Понимая, что на этот раз он не промахнется, Амалия вскрикнула, инстинктивно прикрывая рукой горло. Словно во сне она видела, как около ее лица сверкнули ослепительно белые зубы.

Раздался грохот. Дверь, ведущая в спальню императора, просто вылетела, и на пороге появился Рудольф, одетый лишь в бриджи и рубашку. Увидев рядом со своей невестой оборотня, император слегка побледнел и, не раздумывая, швырнул в него магической молнией.

Зверь увернулся, затем вдруг подпрыгнул, тут же просвистела вторая молния. Неестественно перевернувшись, оборотень ударился об пол, снова вскочил, зарычал и попятился, возбужденно хлеща себя хвостом по бокам. Понимая, что не успевает с заклинанием, Рудольф одним прыжком пересек комнату, заслоняя собой девушку, выхватил у нее из рук канделябр и швырнул им в зверя. Тот заскулил, светлая, почти белая, шерсть загорелась и тут же погасла, заполнив воздух противным запахом.

Этой передышки Рудольфу хватило, чтобы выхватить из-за голенища сапога кинжал. Оборотень отряхнулся и вновь прыгнул, целясь на этот раз в мужчину, заслонявшего собой такую желанную добычу.

Еще одна молния ударила прямо по зверю, тот взвизгнул, закрутился на месте. Воспользовавшись этим, император атаковал зверя кинжалом, метя в шею, и тут же выругался: кинжал скользнул по кости грудины. Оборотень взвыл и попытался укусить того, кто стоял между ним и его жертвой, как вдруг остановился, словно загипнотизированный, смотря на рукоятку кинжала, украшенную личным гербом Лауфенбургов.