Дайте стройбату оружие. глава Канютинский рубеж

Старшина, не дожидаясь остановки, высунулся из двери и крикнул в другие вагоны, где ехали взводы, чтобы там проверили людей.

– Новгородцев! Твои?
– обернулся он к Андрею. Командир отделения сержант Андрей Новгородцев нашёл глазами Веню Милоградова, Салаха Барышева, Ванятку Козлова, Колю Сушкова, прозванного Папой Карло, Хмелёва, Селезнёва, Матвеева, Ястржембского и Любавина.

– Все налицо, - Андрей был командиром первого отделения и выполнял ещё и обязанности помкомвзвода.- Начали!
– сказал он пулемётчикам и подкатил пулемёт к двери, где лучше было видно.

– Двоих нет. Из первого взвода - Сарапулова, из третьего - Евдокименко, - доложил старшина командиру роты.
– Но, может, едут в других вагонах? - предположительно добавил он, как бы отодвигая от этих людей подозрение.

– Может,- кивнул ротный.- Будем надеяться!
– Он спрыгнул с нар, потому что зазвонил телефон, связывавший его с командиром батальона.- Да, понял. Есть! Заканчиваем.- Он прикрыл ладонью трубку: - Шевелись с оружием! Шевелись!
– и ответил в неё: - Двое... Уточняем... Могут ехать в других вагонах. Один не явился при погрузке. Трое в вашем распоряжении. Налицо?

Он посмотрел на старшину, и тот ему подсказал, а ротный передал в телефон "строёвку":

– Командиров пять, старшина один, сержантов двадцать два, бойцов восемьдесят шесть... Ясно... Рота готова... Понял!

И тут как раз звякнули буферные тарелки, и заскрипели их пружины, и захрустели вагоны у разъезда "Дурово", где надлежало получить боеприпасы и где было так спокойно, что щемило душу.

Теперь, когда после трехкратного паровозного гудка, лязгнув буферами вагонных сцепок и колесами на стыках путевых переводных стрелок, эшелон тронулся, души начало тоскливо щемить от предчувствия чего-то скорого, неотвратимого и страшного.

– Аты-латы! - сказал, улыбаясь Веня, перехватывая у Андрея лямку ящика, а потом подавая ему обе руки. Вместе с Папой Карло и Салахом Барышевым он втянул Андрея в вагон.
– Аты-латы, шли солдаты. Аты-латы по палатам. Аты-латы, бородатый, конопатый и ещё один с лопатой, - это была Венина любимая поговорка, которую он употреблял и к месту и не к месту и так часто, что его через месяц звали не Милорадов, а Атылатов.
– Что, Андрюша, будем набивать ленты?

– Посторонись!
– ротный схватил чью-то лопатку и выдернул её из чехла, - Действовать так! Там у вас, - ротный кивнул неопределённо на дверь, - ни топоров, ни гвоздодёров не будет. А этих ящиков, - он всадил лопатку под крышку, чуть нажал, крышка отошла, - этих ящиков раскрывать и раскрывать!
– Ротный ударил кулаком в головку черенка, лопата вошла глубже, ротный дёрнул черенок вверх, и крышка ящика, скрипнув гвоздями, отошла.
– Ясно?
– Ребром лопаты ротный стукнул по крышке, крышка стала вертикально, и он наступил на неё сапогом, - И времени на всякие процедуры там не даётся. - Ещё раз скрипнув гвоздями, крышка легла рядом. Ротный подхватил один из двух цинков с патронами, - Теперь так!
– он придавил цинк подошвой, всадил в угол цинка, где начиналась запайка, лопату и, постукивая по черенку кулаком, действуя лопатой, как рычагом, вскрыл цинк.
– Видели все? Теперь - ящик вверх дном!
– он перевернул ящик, выдернул из цинка штук восемь пачек патронов, содрал с двух промасленную бумагу и скомандовал:

– Ленту! Распрямитель!

Катнув ленту так, что она легла полосой, он бросил её начало на дно ящика и, став на колени к ящику, всаживая распрямитель в ячейки, растягивал их, и тут же втыкал в ячейки патроны. Он набил так штук сорок и скомандовал:

– Выпрямитель!

Ему дали его, эту тяжёлую дубовую с железом штуку, через которую протягивают набитую ленту, подравнивая в ней патроны. Ротный подравнял свои сорок штук и, потянув ленту за хвост, вроде змеи, разъяснил-приказал:

– Только так! На коленях у ящика! Там, - он опять кивнул на дверь, - столов не будет. Там это делается на дне окопа. Под бомбёжкой. Или минометно-артиллерийским обстрелом. Или под тем и другим одновременно. Черепанов! Проследить за набивкой лент! Старшина! Все патроны на руки. Связные! На остановке - ко взводам. Передать командирам - быть готовыми к выгрузке. Шевелись! Шевелись!

Чтобы не мешать, ротный вспрыгнул на своё место на верхних нарах и, снова сев по-турецки, стал довольно, но в то же время и строго смотреть, как действуют его подчинённые. Встретившись взглядом с Андреем, он кивнул, подтверждая:

– То-то, Новгородцев. Отформировались, а дальше...

Ротный махнул неопределённо.

Что будет дальше, Андрей примерно знал: после выгрузки марш, после марша - боевое развёртывание, потом бой, одни и те же бои и для него, и для ротного, и для остальных четырёх командиров, для старшины, двадцати двух сержантов и восьмидесяти шести рядовых роты.

И для всего эшелона.

Это было ясно. Жест ротного, видимо, означал, что в общей определённости будущего роты неопределённой в ней была судьба каждого. В том числе судьбы Андрея и самого ротного. Это вообще-то тоже было ясно, потому что оба они не были на войне новичками.

– А он - прелесть,- показал глазами на ротного Веня.- Как отлично он все это делал! Какой класс! Профессионал! Кадровый, одно слово! Военный - это тоже профессия. Военные служат всю жизнь, и если военный делает своё дело отлично, так это тоже красиво. Так, Андрюша? Ты согласен? А? Я...

Барышев выкатил пулемёт из-под нар.

– Глянем сальники, а чистить нечего - давеча чистил. Ствол, ясное дело, протрём, смажем чуток, ну и весь глянем, где чо надо,- сказал он Андрею.

– Так ты согласен?
– повторил Веня.

– Какой там кадровый! Откуда всю жизнь? - Андрей подтолкнул Веню к скамейке, - Садись...

Нашим, на Урале сформированным полком в Туле дивизию народного ополчения спешно разбавили. Забыл? Да и у нас кадровых немного было, в основном - из запаса. Кадровых на всю дивизию, наверное, два-три десятка. И того нет.
– Андрей подвинул сапогом коробки с лентами, ящик патронов и сунул Вене ленту: - Начали!

– То есть?
– не понял Веня.

– То есть кадровых командиров. А ротный такой же студиозус из запаса. Как и я. Только мы в Финскую на срочной повоевать успели. Война снова сказала нам: "Омитемус, студиа!", мы и пошли. Сейчас командирами воюют учителя, бухгалтеры, агрономы. Народ воюет!

– Все равно он все делал красиво!
– Веня расстелил ленту у себя и у Андрея на коленях. Новенькая, из светло-серого крепчайшего льняного полотна, поблёскивая медными разделителями, она была похожа на сильную, только сменившую кожу змею. Веня осторожно погладил ленту, - И вообще за этот месяц столько впечатлений!

Разрывая промасленные пачки, высыпая из них патроны прямо в ящик - так было удобнее их брать, - Андрей подумал: "Настоящие впечатления только начинаются!" - но не сказал этого Вене, а, посмотрев ему в лицо, на котором все светилось: ореховые блестящие глаза, улыбка, свежие после сна с румянцем щеки, высокий чистый лоб,- поторопил:

– Темп, темп, Веня! Надо закончить, пока светло.

Им следовало набить все шесть лент, полторы тысячи патронов. На троих приходилось по пятьсот штук. Не разделяя восторгов однокурсника Вени по отношению к ротному, Андрей и не считал, что с ротным им не повезло. Что ж, ротный был не плох, да в армии и не выбирают командиров. Просто должность Андрея во взводе, в основном, состоявшем из студентов-новобранцев приносила ему пока одни только служебные осложнения.

Поэтому, Салах даже немного жалел своего взводного.

– Повесили хомут парню на шею.

А вот Ванятку, своего второго пулемётного номера, не жалел. Он его любил любовью отца двух дочерей, не имеющего сына. Не ругал и не корил, видя в стволе пулемёта несколько пылинок или излишек смазки. Лишь шутливо припугивал.

– Ваня, будешь плохо за нашей "машиной" приглядывать, ток я тебя после войны на своей старшенькой, на Гуле оженю. Она мигом тебя к порядку приучит и научит старших уважать.