Даже если ты уйдешь

Сначала руки Муслима блуждали по ее спине. Языки сплетались в бешеном танце, доводя до греха. После она сама отстранилась, задышала учащенно и посмотрела томным, полным обожания взглядом в его глаза, окутанные туманной поволокой. Заискрило. Муслим подался вперед, и придерживая ее сильными руками, проложил дорожку из поцелуев от шеи до любимой груди. Мелкая дрожь прошлась по ее телу, когда он захватил ртом упругий ноющий сосок, а выпустив, приласкал его кончиком языка. Затем перешел на другой, пока Эсми кусала губы, постанывала и царапала ногтями его затылок.

– У меня нет… - тяжело дыша, предупредил он.

– Та упаковка была последней. Прости.

– Ничего страшного. Я все равно хочу перейти на таблетки, - быстро прошептала она, подгоняя.

Муслим усадил ее на себя, а она уперлась ладонями в его грудную клетку и задвигалась, прикрыв глаза от удовольствия. Его руки сжимали тонкую талию, затем скользнули вверх и накрыли полушария. Поняв, что она устала, но уже на грани, он перехватил инициативу и несколькими сильными толчками привел ее к разрядке. Упав на Муслима, Эсми тяжело дышала и лежала с закрытыми глазами

– А ты?
– спросила она.

– Сейчас…

Они поменялись местами, но мужчина все сделал сам, потому что был без защиты и не хотел рисковать. Эсми долго смотрела в его пронзительные глаза, выводя пальцами белый узор на плоском животе. И он от этого зверел еще больше.

Через несколько минут она, свеженькая, собранная, одетая в черные брюки и шелковую кремовую блузку, поправляла макияж перед зеркалом в прихожей. Дверь в ванную открылась Муслим вышел в прихожую в одном полотенце, повязанном н бедрах. Эсми покосилась на него и застыла с помадой в руках.

– Ну неет, - выдохнула она, когда он направился к ней - высокий, широкоплечий, с темной полоской волос, тянущихся от груди к паху.

– Что нет?

– Не надо на меня так смотреть, - она вновь повернулась к зеркалу, прошлась блеском сперва по верхней губе, затем по нижней.

Но он не послушал, встал сзади, взял Эсмигюль в плотное кольцо, придавил к себе и вдохнул запах ее пышных волос.

– Ты куда?
– спросил он, глядя в зеркало.

– В цех.

– Я вернусь в клинику. Когда теперь увидимся?

– Даже не знаю. Сейчас каникулы, в субботу детей заберет отец, а ты будешь с дочкой. Всё как всегда.

– С этим надо что-то делать. Решайся.

Она хотела ответить, попросить еще немного времени, но зазвонил телефон в сумочке, и Эсми потянулась к ней и достала мобильный. На экране высветился номер дочери. Муслим тоже это увидел, отпустил ее и пошел в спальню.

– Да, доча?

– Мам, - всхлипнув, позвала Ситора.
– Ты только не волнуйся, но мы с Руфиком едем на скорой в больницу.

Ох уж это ее: “Ты только не волнуйся, но”. Сколько раз она это слышала и, казалось, была готова ко всему. Но точно не к этому. Тошнота резко подступила к горлу, в ушах появился страшный гул.

– В какую больницу? Что случилось?

Муслим озадаченно выглянул из комнаты. Их взгляды встретились.

– Мы катались на самокатах. Руфик с Лейли были на одном и…я не знаю, что случилось, - сбивчиво объясняла она.
– Наверное, поймали камень. Они не успели сбавить скорость. Руфик ударился головой и потерял сознание. Я вместе с ним на скорой.

– Он пришел в себя?
– дрожащим голосом спросила Эсми.

– Пришел. Говорят, у него перелом.

– А Лейли? Что с ней?

Эсмигюль посмотрела на Муслима и увидела, как он мгновенно почернел и грозно навис над ней свинцовой тучей.

– Что с моей Лейли? Где она?
– прорычал он.

– Мам, это кто там?
– испугалась плачущая Ситора.

Эсми опустила трубку и сдавленно произнесла:

– Лейли с Руфатом упали с самоката. Их везут в больницу.

Глава 23. Твоя дочь и мой сын

Муслим давил на газ и крепко сжимал руль. Старался держать себя в руках, успокоиться, но неведение убивало. Еще дома он пытался дозвониться до дочери, но все без толку - она не брала трубку. Тогда Эсмигюль набрала Ситоре и спросила, почему Лейли не отвечает и где она сейчас.

– Я не знаю, - шмыгнула девочка. Эсми вывела ее на громкую связь.
– Сначала приехала одна скорая, посмотрела их и тут же вызвала вторую бригаду для Лейли. У нее, кажется, тоже перелом.

Эсми снова бросила быстрый взгляд на Муслима, стиснувшего губы до бледной, почти прозрачной нити.

– Что было потом?

– Руфик очнулся. Лейли была в сознании. Но они уложили их на носилки и увезли.

– Ситора, передай телефон фельдшеру.

Они быстро переговорили с медиком, выяснили, какие травмы у детей и в какую больницу их везут. Сразу же сорвались туда, оставив машину Эсми у дома Муслима. И вот теперь, сидя на пассажирском сидении, она звонила с телефона Мамедова его дочери, но по-прежнему слышала одни гудки. На светофоре он попросил мобильный и одной рукой быстро нашел нужный контакт и приложил трубку к уху.

– Севиль, Лейли тебе не звонила?
– Эсми съежилась от его жесткости.

– Нет. А что случилось?

– Она каталась с одноклассниками на самокате и упала. Ее забрали в больницу. Я еду туда…Не плачь, Севиль. Она в сознании.

– В какой больнице? Как она? Я приеду!
– взволнованно говорила бывшая жена.

– В первой детской, где она лежала с аппендицитом.

– Выезжаю.

Эсми притихла, погрузившись в свои мысли и переживания. Она уже пару раз вот так попадала с двойняшками в больницу, когда в первом классе Ситору толкнули во время перемены, она ударилась о стену головой и учительница вызвала скорую. А еще Руфат в десять лет упал с дерева в саду родительского дома, когда летом собирал вишню. Эсми помнила каждую их царапину, ушиб, синяк. И когда случалось что-нибудь подобное, она неминуемо винила себя: что плохая мама, что не доглядела, не уберегла.

– Я говорила им не кататься на этих самокатах, - глухо произнесла она, кусая губы.
– Я всегда боялась, что что-нибудь случится. Надо было быть жестче.

– Лейли никогда не каталась, – отозвался он и Эсми почувствовала легкий укол в сердце. Подумала, неужели он винит во всем ее сына?

– Ты считаешь его виноватым, - эти слова прозвучали с горечью.

– Я ничего пока не считаю, - сдержанно ответил мужчина.

– Я чувствую по твоей интонации. Ты винишь моего мальчика. Может, и так. Но они еще дети.