Дедские игры в двух измерениях
Шрифт:
Я покачал головой.
– То есть врать? Не хотелось бы….
Сергей был со мной солидарен.
– После второго сеанса и сами расколемся.
– Будем надеяться, что ничего такого не случится.
Кузнецов вздохнул.
– Давайте всё-таки будем оптимистами. Ведь то, что мы играть по-прежнему умеем - это самый толстый и очевидный плюс!
Сергей отсалютовал ему стаканом и отхлебнул.
– Толстый как сытый Карлсон,- продолжил его Никита.
– Да. Это уже как минимум не плохо.
– Что и минусов нет?
– спросил я.- Прямо вот даже ни одного?
–
– Неплохо, - согласился я с ним. – Только хватит о плюсах. А с музыкой-то что делать? С новой музыкой?
Ответом на него была тишина. Она длилась, длилась, длилась...
– А что с ней делать, если её просто нет?
– Спокойно ответил наконец Сергей.
– И это, конечно, очевидный минус…
– Очевидный и толстый. И этот второй Карлсон поупитаннее первого будет.
– Правда у нас есть список… – напомнил Никита. – Помните? Мы же список составляли…
Он подумал и поправился.
– Мы с дедами…
Конечно, все помнили про список.
– А что с того списка? – спросил я.
– Там одни названия и даты…
– Не только, – сказал Никита.
– Я…
Он запнулся в термине, в определении.
– Ну не я конечно, а тот я, который…
Я понял, что он имел в виду.
– Говори «мой дед».
– Ага. Мой дед. Он как чувствовал что-то. Он мне кассету оставил.
От удивления Сергей чуть не выпустил стакан.
– С песнями?
Он не поверил нашему счастью и оказался прав.
– Ну как «с песнями» …. С мелодиями…- уклончиво сказал Никита.
– А точнее?
– потребовал я, просто кожей чувствуя, что Мироздание насторожилось. Ну никак сейчас мир вокруг нас не мог оказаться так хорош, как нам бы всем хотелось.
– Он их насвистел….
– Насвистел? – переспросил Сергей упавшим голосом.
– Что-то насвистел, что-то налялякал и набубнил.
– И что? Что-то понять можно?
– Можно,- поджал губы Никита и, защищая своего деда, язвительно добавил. – Твой-то об этом вообще не подумал, а мой хоть что-то нам дал.
Сергей собрался было возразить, но Никита не собирался давать своего деда в обиду.
– Твой бы, если бы даже что-то вспомнил, то не насвистел, а настучал бы её. А из твоих барабанов вообще ничего не поймешь…
Я остановил пикировку.
– Ну хоть что-то… По крайней мере можно будет с чем-то работать. Вот это действительно плюс!
Я посмотрел на друзей.
– Кроме того есть ведь и наши собственные песни…
Никита хотел было что-то возразить, но я и сам понимал, что он хочет сказать.
– Понимаю, что это будет не те шедевры, да и слова слабоваты. Но!
Я поднял гитару и взял несколько аккордов. Звук был хороший, бодрый.
– Играем-то мы сейчас всяко лучше, чем год-два назад, когда эти песни придумывали, а что касается слов… Да и со словами вывернемся как-нибудь.
Я посмотрел на Никиту, но тот печально усмехнулся. Похоже, сбежавший из его головы дед прихватил с собой и свой старческий жизненный опыт и накопленное
с годами умение писать. Поэтому я предложил другой путь.– Например, станем подбирать к мелодиям стихи хороших поэтов.
Друзья молчали.
– Так что не будем падать духом! Попробуем как-то жить без них. Тем более кто знает, какие планы у Мироздания? Может быть со временем что-то и впрямь восстановится.
– Нам без них плохо,- сказал вдруг Никита. – А, интересно, как им без нас?
– Им хуже, чем нам, - убежденно сказал Сергей.
– Старые, больные… Они нас сделали тем, что мы есть, а что им-то осталось? Вспоминать, что было, да доживать?
Он вдруг с каким-то ожесточением сказал.
– Надо, чтоб все как-то исправилось! Что бы все как раньше…
В раздражении Сергей грохнул кулаком по столу и графин жалобно звякнул. А может быть, это хихикнуло Мироздание? Я вздохнул и предложил:
– Давайте успокоимся и еще раз попробуем вспомнить хоть что-нибудь? Хоть что-нибудь!
– Ну давай, вспоминай первым. Мы посмотрим, – предложил Никита.
Я закрыл глаза. Призыв друга прозвучал как глас вопиющего в пустыне. Память была не просто темна. Она была пуста. Несколько минут мы сидели молча с закрытыми глазами. Я первым открыл глаза и дождался, когда это сделают друзья.
– Ну что? Кто-нибудь хоть что-нибудь вспомнил?
Я печально констатировал:
– Я помню только, что был старым и больным…
– Да оптимизмом тут не пахнет.
3.
Посередине кухни стоял маленький стол, вокруг него стояли табуретки, а посреди стола стояла полупустая бутылка. Большая бутылка. На табуретках сидели мы. Сидели и цивилизованно выпивали.
Нет. Мы не запили с горя, но разговаривать о том, что с нами случилось, без выпивки и закуски мы уже не могли. Горько было.
За окнами весело гудела автомобильными клаксонами Москва третьего тысячелетия, летнее солнце гладило кроны деревьев и детей на бульваре. За окном было тепло и весело, а у нас...
Мы вспоминали о том, что было, о том, что держали в руках и потеряли… Пусть не своей волей, но потеряли же!
Бутыль была наполовину пустой, а мы- доверху наполнены воспоминаниями. Вот уже второй час мы травили ими свои души. Они были хоть и приятными, но едкими, как слезогонка. Разумеется, никто не плакал, но… Как это было сказано в одном из фильмов? «Мужчины не плачут. Мужчины огорчаются». Вот и мы, хоть и не плакали, но сильно огорчались. В воспоминаниях мы жили жизнью, которой, увы, жить уже не сможем….
После очередного «А помнишь, как мы тогда…» Никита стукнул кулаком по столу.
– Ну, что слезы льем? Что сопли на кулак наматываем?
И ехидно добавил:
– Соскучились по славе и почестям?
За его ехидством проглядывалась нескрываемая печаль. Ему, как и всем нам, самому жаль было тех возможностей, которыми мы лишились.
– Кто бы говорил, - отозвался Сергей. – Все мы в одной лодке.
– Мы в одной…
Я задумался, каким словом обозначить наше нынешнее положение, нашел его, но, из присущего мне оптимизма, его не использовал, а заменил на другое.