Дедские игры в двух измерениях

– Какие тут воспоминания?

Он помолчал, но потом признался.

– Я разговоры наши вспоминаю. Я... Ну я- дед, после этой самой Перестройки где только не побывал. Турция Египет, ФРГ... А у нас что-то такое будет или мы продолжим болтаться между ГДР и Болгарией?

Думаю, что такие мысли залетали в головы каждому. Памяти о Будущем не было, но в головах оставались какие-то обрывки воспоминаний о непрожитой еще жизни и, что говорить, эти воспоминания часто походили на тропических бабочек- ярких, экзотических. Их было немного и набор был у каждого свой, но это были теплые, родные воспоминания.

– Предлагаешь все назад вернуть? Уже не получится...

А Никита спросил:

– Маяковского помнишь?

Сергей не ответил, но как оказалось вопрос был риторическим.

– «Я себя по Ленином чищу, чтобы плыть в Революцию дальше...» - твердым голосом продекламировал поэт. Сергей пожал плечами. Как не помнить? Эти строчки школа вбила в наши головы на века.

– Не слишком пафосно?
– не скрывая иронии спросил Сергей.
– Эти-то тут причем? Ну, Ленин и Маяковский?

– Нет. Не слишком,- серьезно ответил Никита. – Нам всем тоже почиститься не мешает. Не под Лениным, конечно, а под своими дедами.

Он задумался, пытаясь привести мысли в более обыденный вид.

– Давайте будем считать дедов не глупее нас. Они - это ведь по существу, мы сами. Мы же и сейчас не дураки, и со временем точно не поглупеем. У нас только жизненного опыта прибавится, которого сейчас не имеем. А уж если мы в тех обстоятельствах заняли именно такую позицию, значит тогда в стране так страшно было, что про такие пряники, типа по заграницам ездить, даже не подумали.

Его серьезность подействовала и на Сергея. Тот кивнул.

– Ну значит и дальше им будем помогать. Курс не меняем.

– Это точно. Только вот надо решить, как. –Я постучал по голове.
– В башке-то пусто...

Мимо нас прошла компания школьников, года на два младше нас. Тот, что шел позади всех, напевал «Москвич в Ленинграде».

– Гости столицы? – предположил Сергей и тут же без перехода предложил: - А помните мы с студентами ВГИК-овцами встречались? Может быть их как-то дёрнуть?

Я припомнил ту самую встречу в редакции «Московского Комсомольца», разговоры о будущем с будущими режиссерами. Хорошие попались ребята.

– Пересечься конечно можно. Телефоны где-то есть, но... Зачем? Те двое, которых деды шибко не любили, отправились уже в даль светлую.

Я махнул в сторону выхода и повернулся к Никите.

– Куда их? Не помнишь?

Тот прищурился, припоминая.

– Африка и Австралия, кажется?

– Вот! Далеко и надёжно... Что мы студентам сказать сможем? Попросить заменить одни фамилии на другие? А на какие?

– Пойти к Андропову и спросить...

Это предложение меня реально рассмешило. Прийти и спросить...

– Хорошая шутка, - одобрил я.
– Он привык на своем месте не отвечать на вопросы студентов, а выслушивать чужие ответы. Не нужна ему в этом вопросе наша помощь.

– Да,- вздохнул Никита.
– К тому же если спросит, что нового, а нам ему и сказать нечего.

– А ведь разговаривать рано или поздно придется...

– Когда у нас в «Дальрыбу» майор приглашал?

– Послезавтра.

– Вот после этого и поговорим.

– Покаемся, – буркнул Никита.

Я не возразил. Именно так, если ничего не изменится, и придется делать.

8.

И кабинет был для нас знакомым и человека сидящего за столом мы не первый раз видели, а всё-таки нечто эдакое я почувствовал. Что-то было не так... Что было не так с нами я отлично знал, а вот что было не так с хозяином... Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение.

Наверное, его взгляд. Андропов смотрел на нас как-то рассеянно. Мне даже показалось, что он наперед знает, что мы ему собираемся сказать. Он молчал, смотрел на нас, мы ждали. Я ждал, что хозяин кабинета начнет с того, что спросит, что нового нам удалось припомнить, но он заговорил о другом.

– Ну как вы? Пришли в норму?

Мы одновременно кивнули.

– Ну и как у вас дела?

– Какие у нас дела, Юрий Владимирович? Дела у Прокурора,- неожиданно для самого себя пошутил я. Юрий Владимирович откровенно удивился. Не ждал такого, но, похоже, не обиделся.

– Похоже вы действительно пришли в норму.

– Если бы!
– сказал я, не желая затягивать нашу встречу в этих стенах. Хотим мы этого или нет, но этот разговор должен был состояться, чем бы он не грозил закончится.
– Неприятности у нас.

– У вас? Какие?

Он даже не удивился. Я посмотрел на друзей.

– Нет. Не только у нас. У нас с вами.

Он ничего не спросил, но заинтересованно наклонил голову. Взгляд шефа КГБ подталкивал к откровенности.

– Мы не знаем, чем это объяснить, но после того, что случилось в ГДР, мы потеряли знание о Будущем.

Я говорил о потере спокойно. Мы трое уже успели смириться с ситуацией. Я ждал, что Андропов удивиться, но этого не произошло. Он вообще как-то вяло отреагировал. Ни ахнул, ни в лице не изменился, хотя на мой взгляд, должен был что-то сделать, но он остался спокоен.

– Жаль, - сказал он, и повторил.
– Жаль....

Кто б из нас ему возразил!

– Как это получилось? Когда?

Я прикрыл глаза и вспомнил "как".

– Столб. Грузовик. Взрыв. Шок.

Андропов покивал, не то соболезнуя, не то отметая все то, что я сказал.

«Он точно все уже знает, - подумал я.
– Но вот только откуда? В «Дальрыбе» мы ни о чем таком не говорили».

– Получается, что вы не только не расскажете мне о Будущем, но и не сможете писать свои песни.

Я не понял был ли этот вопрос искренним сожалением или тонкой издёвкой, но он ударил в самое больное для нас место и я ответил неоправданно резко.

– Ничего. Мы продолжим писать свои собственные песни.

Никита почувствовал мою агрессию и положил руку мне на плечо.

– С этим все не так уж плохо, - пояснил он.
– У нас остались кое-какие записи. Мы с ними разбираемся. Возможно из этого что-нибудь и получится.

Шеф КГБ посмотрел на каждого, словно как-то переоценивал нас и искал место в какой-то иной комбинации, если уж мы оказались негодны к старой работе.