Дедские игры в двух измерениях

– Такую?

– Конечно такую. Деды плохого не посоветуют!

– Деды, оно, конечно, деды,- с сомнением протянул Сергей.
– Но марш?

Никита повернулся ему, ткнул в бок.

– А хотя бы и марш! Повторюсь. Они нам плохого не посоветуют и плохому не научат.

Он решительно поднялся.

– Пошли в «Культтовары». Посмотрим, нет там его пластинок.

– Не сразу,- остановил я порыв поэта.
– Давайте через библиотеку. Тем более тут все рядом.

Библиотека действительно находилась в соседском дворе.

– Всяко-разно сборник такого поэта как Рождественский там наверняка есть. Слова узнаем, а уж потом в магазин.

Так оно и оказалось. Пролистав поэтический сборник, мы наши и стихотворение. Даже по внешнему виду стало ясно, что это не вальс… Мы смотрели, и строчки выглядели как ступени, по которым должен был скакать читатель, а в нашей ситуации и слушатель.

– Я,

– Ты,

– Он,

– Она.

– Вместе.

– Целая страна…

Стихи были с социальным, а может быть и политическим подтекстом. Прочитав стихотворение до самого конца, Никита озабоченно сказал:

– Тут явный Кобзон просвечивается. Прямо–таки во все щели лезет. Или хор Александрова.

Я тоже читал, но у меня военный хор как-то к тексту не привязывался. Мирные слова были. Потому я с Никитой не согласился.

– Наверное, все-таки Кобзон. Это хоть и марш, но какой-то миролюбивый. Или...

Я задумался.

– Или детский хор. Вон слова-то какие: про радугу, про тропинку в тайге...

Спорить он не стал, а выразительно вздохнув, достал заготовленный блокнот и начал переписывать слова.

– Значит, придется беспокоить Иосифа Давидовича.

Я остановил полет фантазии.

– Погоди еще. Текст есть, а музыки-то нет. Так что сидим на попе ровно.

Сергей, заглядывавший через Никитино плечо, беззвучно шевелил губами, читая печатные строки.

– Это, скорее всего не марш, а какая-то революционная речёвка. Ну как у Маяковского… Неужели не чувствуете?

– Неужто рэп? – удивился Никита.

– Типа того…

Серёга, как барабанщик тонко ощущал заложенный в стихах ритм, и к нему следовало прислушаться. В моей голове уже крутились варианты мелодии, которые я пробовал воссоздать по аккордам, как палеонтолог целого динозавра по его костям и вроде бы что-то началось прорисовываться. Марш- не марш, но что-то энергичное.

– Может быть ты и прав….

Никита закрыл блокнот.

– Ладно. С этим понятно. Теперь в магазин.

А в магазине нас ждал сюрприз…

– Вот вам и Сергей,- сказал Сергей, вертя в руках маленькую пластинку.

– И Самуил…

Никита смотрел на жизнь хоть и шире, но конкретнее.

– Вот вам и мужик… К тому же не румын, а румынка.

Я обратился к продавщице.

– А что это за девушка? Иностранка?

Девушка улыбнулась.

– Нет. Наша, советская… Из Молдавии.

Сергей попросил её поставить, и мы несколько секунд слушали молодой, красивый, сильный голос.

– А неплохо… Потом она, скорее всего, еще лучше петь стала, потому и дедам наверняка больше известна.

Пластинку мы купили- шестьдесят копеек не деньги - и пошли к дому. Разговор все время вертелся около новой песни. Друзья прикидывая, что будет лучше: не корежить историю музыки и поискать выходы на Ротару или всё-таки предложить песню Кобзону или Пугачевой.

Пока они спорили, я все крутил в голове слова, прикидывая какой в итоге должна получиться песня и думал, о композиторе, у которого мы музыку позаимствуем. Надеюсь у него не одна такая…

Доводы друзей друг на друга не действовали, и я решил поработать третейским судьёй, пока они не переругались.

– Давайте, чтоб не биться лбом в стену, будем выбирать между Кобзоном и Пугачевой. Эти-то в нас верят, и их не придётся убеждать в том, что песня будет хорошей.

Ребята отмахнулись. Им было интересно спорить друг с другом.

– Да хватит вам! Как дети малые… Песни еще нет! Нам её еще сочинить нужно,- напомнил я.

Улица вокруг нас была полна звуками. Ехали машины, говорили люди, чирикали птицы. Отодвигая эти звуки в сторону, заглушая их, обрушались звуки стойки. Мы шли мимо строительной площадки. Там что-то взрезывало, трещало, ухало, но весь этот звуковой вал перебивал ритмичный грохот. Где-то за забором строительный копёр вбивал в землю бетонные сваи. Бум, бум, бум… Этот ритм… Это было то, что нужно!

Я встал. Ребята, продолжавшие спорить, уперлись в мою спину.

– Что?

Я тряхнул головой и начал читать стихи. «Я, ты, он, она…» На каждый удар копра, готовившего фундамент для нового дома, накладывались слова из стихотворения. Удар- слово, еще удар – новое слово…

– Вот оно! Это основной ритм!

Сергей постучал ступней по асфальту, ловя ритм, кивнул. Перебивая звук копра, пулеметной очередью протрещал отбойный молоток. Серёга застучал чаще… Никита наступил ему на ногу.

– А вот это слишком… С таким ритмом песен о Родине не бывает. Это же рок-н-рол!

Глава 4

6.

Дорогу в школу мы не забыли. Хоть и было это почти полвека назад, а ноги всё равно помнили и вели куда нужно. От метро «Рязанский проспект», дворами, не торопясь мы дошли до нашей «альма-матер». Ноги сами шли куда нужно, а мы вертели головами и удивляясь как все вокруг изменилось. Магазины, магазины, новые дома, опять магазины…

А вот школа осталась прежней. Белая пятиэтажка с барельефами классиков на фронтоне.

Мы обошли её со всех сторон и выбрали ту лавочку около спортплощадки, где так давно и так недавно сидели, и решали главные для себя вопросы. Все тут было, как и в тот раз.

– Пивных пробок стало меньше….

Пробки выглядели по-разному. Какие-то блестели, слово только-только упали на землю, а какие-то уже покрылись ржой, попавшие туда Бог знает когда. Носком кроссовки я выбил одну из таких на траву.

– Между прочим вот она может быть одной из тех, что мы сами в те временя в землю вбивали,- пошутил я.

– Вселенная не та,- серьезно ответил Сергей.
– Ты ни сам не сбивайся и нас не сбивай.

– А нынче тут больше баночное пьют,- Никита кивнул на урну, полную смятых банок.
– Старшеклассники нынче богатые.

– Вот и нас так…- грустно сказал я. Мы переглянулись и одновременно улыбнулись. Вспомнили, какой ценностью были такие вот банки во времена нашей школьной молодости. Те взрослые, кто ездил за границу или мог отовариваться в «Березке», брали пиво там, банки отдавали детям. Каждая из них была предметом зависти и поклонения, как, собственно и фантики от жвачки. Времена изменились и шкала ценностей тоже.