Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

Я ничуть не сомневался в ее преданности, но вещи нужно принимать такими, какие они есть. Пару мгновений она сидела тихо, видимо, пыталась осознать то, что я сказал. Я понимал, что ее, наверняка, шокирует то, что мой дядя поручился за нее, и скорее всего, ей казалось, что это еще один груз, который ей придется тащить на себе, но на самом деле все было как раз наоборот. Это было прямо как гора с плеч, если вдруг что-нибудь произойдет.

– Я не… – начала она, вздохнув.

Потом помолчала и, сделав глубокий вздох, покачала головой.

– Я не понимаю, почему. Не понимаю, почему он сделал это для меня.

Слеза скатилась по ее щеке, так как она перестала их сдерживать. Я протянул руку, чтобы пальцами смахнуть ее прочь, потому что сердце мое разрывалось при взгляде на ее слезы. Я ненавидел, когда она, черт возьми, плакала.

– Кто-то должен был это сделать, Белла. Либо он, либо я, – сказал я спокойно.

Она снова нахмурилась.

– Но он сказал, что ты не можешь, потому что ты не один из них, – сказала она нерешительно.

Я кивнул, смахнув другую слезу, которая скатилась вслед за первой.

– Именно так. Слушай, мой крестный отец – умный человек. Он коварен и мастерски манипулирует людьми – он должен быть таким, чтобы сохранить место, которое он занимает. Он точно знал, что делал. Он приехал сюда сегодня только из-за этого, Белла, и я заткнул его. Я уже говорил тебе, что переживал, что он может предпринять, и как это отразится на тебе, и я имел в виду именно это дерьмо. Аро не получил того, что хотел, поэтому он пустил в ход все, что только можно, чтобы добиться нужного результата. Да, это чертовски неправильно, но он знал, что единственный способ добраться до меня – действуя через тебя, – сказал я, покачав головой. – Мой отец и Алек предупредили меня о такой возможности, когда я пошел разговаривать с ними о визите Аро. Они велели мне, б…ь, не делать поспешных выводов, не сходить с ума, и не открывать свой поганый рот, а соглашаться со всем, независимо от того, что Аро скажет, или чем воспользуется в качестве приманки. Они уверяли, что он обязательно пойдет на это, и я знал, что у меня не было иного выхода, кроме как довериться им. Смолчать было чертовски трудно, когда они сидели передо мной и спорили о том, как им, б…ь, поступить с моей девушкой, но я все же сдержался. Я знал, что открыть рот было все равно, что вырыть нам могилу, потому что именно этого Аро и добивался.

– Он пытался использовать меня, чтобы заставить тебя вступить в мафию, – тихо сказала она после того, что я только что объяснил ей.

– Да. Послушай, он знает, как я отношусь к тебе, он узнал это в тот раз, когда они приезжали к нам. Я хотел притвориться и держаться от тебя на расстоянии, пока он находился здесь, и он, может быть, не стал бы ничего предпринимать, но Алек сказал мне, что это бессмысленно. В прошлый раз Аро прочел мне лекцию о том, чтобы я соблюдал баланс между моей любовью к тебе и привязанностью к семье. Он просто понял, что я пренебрегал, на хрен, всем и вся, и сказал, что если я позволю сердцу взять верх, моя семья будет проклята, и теперь он использовал это, чтобы манипулировать мной, в надежде, что я изменю свое решение, – сделал я паузу, вздохнув. – Аро отлично знал, что мой отец собирается делать с тобой, он знал это дерьмо с самого первого дня, и он не позволил бы моему отцу поручиться за тебя, потому что это, черт возьми, было бы слишком легко. Он считал, что смог бы принудить меня к вступлению в их ряды, зная, что, если придется, ради твоего освобождения я сделаю все, что угодно, но он не учел того, что Алек вступится за тебя, – сказал я. – Я был удивлен, что он сам сделал это дерьмо, так как Алек был не из тех, кто принимает чью-то сторону, так что я даже не мог представить себе, как чертовски всем этим был потрясен Аро.

Она сидела тихо, и слезы продолжали стекать по ее щеке. Я просто вытирал их и смотрел на нее, сохраняя молчание и давая ей время смириться со всем этим.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал из-за меня, – тихо сказала она.

– Я знаю, – ответил я. – Тебе не стоит беспокоиться об Алеке. Он знает, что делает. Если бы он не был уверен, он бы не сделал этого. Ты можешь не доверять им, Белла, но ты должна доверять мне, и если я говорю, что это единственный выход, детка, значит, так и есть. Только так мы сможем быть вместе, только так ты сможешь быть свободна. Все будет хорошо.

Она посмотрела на меня, и я очень надеялся, что до нее дойдет смысл моих слов. Я понятия не имел, как устроен весь этот дерьмовый механизм рабства, и до сегодняшнего дня даже не интересовался тем, как проходит процедура освобождения кого-либо из рабов. Я предполагал, что она может сбежать, но был чертовски наивен и обманывался с самого начала. Когда я пошел поговорить с отцом и Алеком, они объяснили мне, что существуют определенные обязательства, и освобождение раба было из разряда совсем не типичных случаев. Ведь рабы видели много дерьма, которого видеть не должны, и слышали всю ту хрень, которая для их ушей вовсе не предназначалась, и единственный способ, при котором раб может выйти из-под наблюдения своего владельца, это если кто-то из мафиози готов вступиться и подтвердить его лояльность.

По существу, ручаться за кого-то – это все равно, что снова присягнуть проклятой Омерта (1), но на этот раз клясться в верности кого-то другого, и нет никого, кто с легкостью взял бы на себя такое обязательство. Нарушение его означало смерть, и не было никакой возможности по-настоящему гарантировать, что раб не вонзит тебе нож в спину, как только освободится. Нужно было хрен знает как доверять тому, за кого поручаешься, а эти ублюдки никому не доверяли, так что раб должен быть уж очень важен для кого-то из Боргата, чтобы он решился заступиться за него. Я не знал истинных мотивов Алека, и для кого конкретно он это сделал, но от этого я был благодарен ему не меньше.

Я хотел, чтобы Изабелла понимала, насколько это было серьезно, как многим моя семья пожертвовала и продолжала жертвовать ради нее, чтобы она поняла, какая она особенная… что она стоит всего этого, но я боялся, что, сказав, добьюсь обратного эффекта и только лишний раз заставлю ее чувствовать себя виноватой. Она только приобрела уверенность в себе и самоуважение, и чертовски глупо было бы объяснить ей, что ради нее люди оказывались на линии огня – это уничтожит прогресс, которого она достигла. Мне совсем не хотелось, чтобы она чувствовала давление или думала, что счастливый конец уже близок, потому что это было не так, но я знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что она так это и воспримет.

– Я доверяю тебе, – сказала она, наконец, тихим голосом, наполненным эмоциями.

Я вздохнул свободнее от того, что она не собиралась требовать от меня дальнейших объяснений. Я протянул руку и, обняв ее, притянул к себе в постель. Рукой нашарил одеяло и накрыл нас, стараясь расслабиться. Мои глаза горели от усталости, а в голове стучало из-за слишком большого количества проклятых мыслей. Я хотел спать и на некоторое время забыть обо всей этой херне.

– Хорошо, я рад, что ты доверяешь мне, – сказал я, зевнув в середине своего высказывания.

Изабелла легко рассмеялась, и я тоже засмеялся, крепче прижимая ее к себе.

– Давай спать, tesoro. Я чертовски вымотался.

– Хорошо, – тихо сказала она, поудобнее устраиваясь в моих руках.

Я закрыл глаза, наслаждаясь ее теплом, сон быстро накрывал меня.

– Я люблю тебя, Эдвард, – прошептала она после непродолжительного молчания едва слышным голосом.

Я промычал ей в ответ.

– Люблю тебя, – пробормотал я перед тем, как отключиться.

Много времени спустя, когда комната была уже залита светом, я открыл глаза и несколько раз моргнул, оглядываясь по сторонам. Я сел и бросил взгляд на будильник, ошеломленный тем, что уже почти полдень. У меня было похмелье, и голова слегка кружилась, в висках лихорадочно пульсировало. Я сидел с минуту, пытаясь прояснить голову и окончательно проснуться, чувствуя какой-то дискомфорт. Через минуту я понял, что уже второй день подряд я засыпаю со своей девушкой на руках, да вот только просыпаюсь один. Это почти входило в привычку, и ни хрена мне это не нравилось.

Я вылез из постели, пошел в ванную и быстро принял душ. Смыв с себя пот и грязь, я вылез, почистил зубы и посмотрел на себя в зеркало. Я выглядел замученным и отчаянно нуждался, черт возьми, в стрижке, но во всем остальном это был все тот же старый Эдвард Каллен. Те же зеленые глаза, те же бронзовые волосы, та же улыбка. Тот же я, которого я видел в зеркале каждый день все эти годы, но я больше не чувствовал себя прежним. Это не из-за того, что я стал старше и чувствовал себя мудрее, или еще какая-нибудь такая же фигня. Это из-за нее я чувствовал себя другим. Полноценным, как будто обрел, наконец, недостающий элемент, и окончательно восстановился.